Как ни в чем не бывало я пересекаю палату, подбираю пульт и отматываю запись назад. При этом не свожу глаз с побледневшей физиономии Круза. Ему наверняка уже известно, что смонтированная фотография — всего лишь злая шутка, а на самом деле я жива-здорова. Значит, побледнел потому, что узрел меня в натуре. Неужели взыграла совесть? Я не спешу запускать фильм, жду, что будет дальше.
— С меня ты слез и пересел на другого конька? Наверное, недешево обходится твое стремление ежедневно быть в курсе съемок. И как ты благодаришь оператора за эту скромную услугу?
— Уйди, — невнятно бормочет он, не разжимая губ. — Мне стыдно.
— Правильно! Есть чего стыдиться! — Придвинув стул, я сажусь и жму на кнопку.
На экране Файшак и Беллок сменяют друг друга, хотя последний задерживается в кадре гораздо дольше. Не завидую Крузу, который крутит ленту целыми днями… Ведь с первой минуты ему должно быть ясно, что выбор мой вполне понятен и естествен. Правда, эта пленка все равно пойдет в корзину, поскольку все мизансцены будут повторены с Файшаком, чтобы после монтажа никто не догадался, что головоломные трюки были выполнены каскадером. Теперь мне ясен смысл хохмы Мартина, когда он иронизировал, что даже штаны Файшаку застегивает дублер: в окно, расположенное совсем низко, вместо актера влезает Беллок. А уж Хмурого я даже со спины ни с кем не спутаю.
Неотразимый Файшак, мешками получающий любовные письма от поклонниц, фигурирует в будущем фильме лишь кадрами крупного плана. Э, нет, зря я поторопилась: следует постельная сцена, с которой герой-любовник справляется самостоятельно.
Но вот опрокидывается автомобиль и метров десять ползет на правом боку, прежде чем завалиться вверх тормашками. Кто выбирается из-под груды железа? Правильно, Даниэль Беллок. Главного героя сталкивают с лестницы… Кто, по-вашему, позвонками пересчитывает ступеньки? Все он же!
Круз с нетерпением ждет, когда закончится сеанс. Выключив видак, я поворачиваюсь к нему.
— Что тебе нужно? — цедит он.
— Просто захотелось повидать тебя. Не бойся, я не затем пришла, чтобы ты исповедовался в своих грехах. Пусть кто-нибудь другой дает тебе отпущение. Жаль только, что ты никак не уймешься. Придумал еще какой способ порыться в чужом белье, сунуть нос в его или мои дела?
— Только видеокассета, и больше ничего.
— Приятного времяпрепровождения.
— Дениза…
Я выжидательно оборачиваюсь с порога. Он избегает моего взгляда.
— Поверь, я хотел всего лишь припугнуть тебя…
— В следующий раз, когда вздумаешь заложить меня со всеми потрохами, не забудь проинструктировать исполнителей.
В конторе на рабочем столе меня ждет ряд сообщений. Фамилии тех, кто фигурировал в нашей фотоколлекции, мы отправили на проверку в бюро уголовной регистрации, и оказалось, что один из них более чем подозрителен.
Тивадар Солон, тридцати лет от роду, работает на бензозаправочной станции в десяти километрах от места последнего убийства. В тот день у него был выходной, и он не может внятно объяснить, где провел ночь.
По данным картотеки уголовных преступников, этот субъект отсидел три года за изнасилование и нанесение ножевых ран пятнадцатилетней девчонке. Преступление было совершено восемь лет назад, с тех пор ни в чем дурном Солон не замечен. С фотографии на меня смотрит малосимпатичный субъект — вытянутое лицо, толстые губы, неприятный взгляд исподлобья. Такого типа я бы к себе в машину ни за что не пустила.
Звоню в больницу и сообщаю новость Лацо. Он просит меня приехать. Илеана в том же состоянии, в каком я ее оставила: хочет есть и спать, никакого другого интереса к жизни пока не проявляет.
С фотографией Солона мы терпим фиаско. Илеана никак на нее не реагирует.
— Выясни, где сейчас находится этот тип, и поговори с ним. — Вид у Лацо крайне огорченный. — Только прихвати с собой кого-нибудь. Если понадоблюсь, звони мне сюда.
В конечном счете я отправляюсь одна, выяснив, что Солон на работе. У бензоколонки, на глазах у людей, мне ничего не грозит! Проверяю, при себе ли снимки жертв. Если быстро управлюсь с Солоном, наведаюсь к словоохотливому владельцу кафе.