Вот трон царя Ивана Грозного. Он облицован пластинами, на которых вырезаны композиции на разные темы, от бытовых до библейских. Пластины, кстати, из слоновой кости. Мне вспомнилось дипломатическое животное, притопавшее к тирану из Тегерана. Слоны играли видную роль в русской истории! Правда, трон был сделан не в Москве, а на Западе. Если я воссяду на импортном престоле, народ может этого не понять.
Вот трон царя Михаила Федоровича. У него высокая спинка, задорные ножки. Но он весь покрыт золотом, отделан турмалинами, топазами и жемчугом. Это de trop.[314] Такое кресло может стоять в биллиардной у колумбийского наркоторговца, а не во дворце утонченного императора двадцать первого века.
Вот трон царя Алексея Михайловича. Он не простой, и даже не золотой, а алмазный. По бокам узоры с линиями и листочками, а также изображения слонов, которые так много значат для русского человека. На спинке трона мягкая подушка, что хорошо: она поможет мне не уставать во время длинных тронных речей. На подушке вышиты два гения, поддерживающие корону. Это уместно.
Хоп-троп! И я усаживаюсь на прекрасном престоле под клики и крики Когорты.
Царственно ерзнув, тут же решил: нужно будет заказать подушку и для сиденья тоже. Ягодицам пригодится! Никсонвильский магазин «Restoration» (даже название подходящее!) имеет в продаже прекрасный набор парчовых пуфов для попы.
Туристы и монархисты гудят все громче и громче. Раздаются звонкие восклицания: «Ой, как интересно!» Возбужденно шипит Милица, то есть Минерва. Сияет шевелюрой Пеликанов.
В общем шуме мой чуткий слух улавливает протесты музейных смотрителей.
— Не ходите ногами по паркету!
— Отойдите от стенда!
— Руками ничего не трогать!
Я снимаю темные очки, поправляю в укромной нише тела диктофон: ни одна звуковая подробность моего восхождения на престол не будет утрачена.
Недрогнувшей рукой разворачиваю манифест, написанный мною специально на этот случай.
В меня втекает Weltgeist.[315]
Я расправляю плечи и начинаю торжественно декламировать: «Мы, Милостию Божией Роланд Первый, Самодержец Семиотический, Царь Маскюлинный, Великий Князь Деконструктивный и прочая, и прочая, и прочая…» (в традиционные титулы, которые устарели в связи с событиями новейшей истории, я внес поправки, отражающие легкую мою биографию).
Сквозь ряды Когорты проталкивается коренастая женская фигура и семенит ко мне.
— Молодой человек, законы не про вас писаны? — раздается скрипучий голос.
Передо мной стоит сердитая старуха в халате образца «рабочая одежда». У нее желтые, как у тигра или Сталина, глаза. В костлявой руке швабра.
— А ну слазь с экспоната!
— Это мое место!
Члены Когорты делают вид, что с интересом рассматривают выставленные под стеклом короны и регалии.
Старуха трясет шваброй.
— Слазь, кому говорят!
Пеликанов, Водолей, отец Спартак и остальные сторонники начинают пятиться, движимые традиционным ужасом русского мужчины перед фурией русской женщины. Милица, то есть Минерва, прыгает с рук Горемыкина и пробегает перед троном. Родион разражается рыданиями.
Феофактов неоригинально замечает:
— Черная кошка — плохая примета.
Вдали уже мелькают спецназовские бронежилеты.
Феофактов хмыкает.
— Переворот, видимо, не состоится.
Бизонов с бодигардами в боевом порядке отходят к выходу. Флора снимает с точеных ножек туфельки и, прекрасно покачиваясь, летит туда же.
Но я продолжаю героически сидеть на троне. В эти секунды, кажущиеся часами, мне становится ведомо страшное одиночество власти.
А бронежилеты все ближе и ближе. Уже видны петлицы и пуговицы; уже можно отличить офицеров от рядовых.
Старуха кричит:
— Слазь!
Милица злорадно улыбается и юркает под спецноги спецназовцев.
Неужели мне придется покинуть престол, не дочитав манифеста?
Фигушки!
«Посему я, в полном сознании эпохальности моих планов и серьезности ситуации, сложившейся в этой стране, решил восстановить институт самодержавной власти и взять бразды правления в свои руки».
Старуха орет и орет. Вертящийся передо мной разинутый рот — это воронка, которая всасывает в себя века и события.
— Слазь! Слазь! Слазь!
Но я еще вернусь! Я заткну своей царственной персоной черную дыру русского космоса. История учит: поражение — мать победы.
