Для чего в церкви служит крипта? В старых — известно для чего. Там гробницы или просто могилы. Но эта церковь не такая уж старая. Припасы какие-нибудь? Вино? Свечи?
У служителя со свечами странная походка. Как будто он больше привык ходить по шаткой палубе, чем по каменным плитам.
Остаток дня я провела в заранее облюбованном мной месте — на крыше дома наискосок от церкви. У дома были широкие дымоходы, а по соседству расположился пустующий торговый склад. Так что никто мною не интересовался, и никто не мешал, кроме голубей. Отвратные, кстати, птицы. Понятия не имею, почему их вечно сравнивают с чем-нибудь священным и высоким. Летают они красиво, спору нет, хотя и чересчур шумно, а как сядут — существа жадные, прожорливые, а главное — злобные. Ни один ворон со своими собратьями такого не вытворит, как эти милые создания.
Это мне церковь, наверное, благочестивые мысли нагоняет. Сперва кладбище, потом церковь — до чего дойдем? Однако соседство с голубями искупалось выгодой позиции — отсюда был виден и главный вход в церковь, и низкая боковая дверь, которую я приметила еще утром. Она была закрыта, но замка не имела — предположительно, запиралась изнутри.
Ангельское терпение, дух благочестия и отнюдь не голубиная кротость, проявленные мною в тот день, наконец были вознаграждены. Может, математик из меня еще худший, чем знаток архитектуры, но сложить-вычесть я умею. Вечернюю мессу — здесь, как и во всем герцогстве Эрдском, не действовал исходивший из Тримейна запрет на вечерние мессы во избежание пожаров, вызываемых свечами и лампадами, — более многолюдную, посетило сорок два человека. А покинуло церковь тридцать четыре. Причем, насколько я могла припомнить, все недостающие были мужчины. Этим я отмечаю не только их принадлежность к относительно сильному полу, но и обстоятельство, что они были не мальчишки и не старцы. Я ждала. Может, они все сладко задремали от прохладного вечернего воздуха. Может, режутся в карты на задних скамьях. Или обсуждают что-то со священником. Всем исповедоваться приспичило на ночь глядя?
Священник со служкой вышли из церкви. Служка был тот, которого я заметила во время утренней мессы — молодой, бледный, белобрысый. Приземистого причетника нигде не было видно. Ну, ничего особенного — остался привести церковь в порядок, пол подмести, свечи опять же затушить, чтобы пожара не случилось, пусть у нас и не Тримейн, пожары на Севере бывают и похлеще… а восемь человек вызвалось ему помочь?
Молодой служка запер входную дверь на большой висячий замок и отдал ключ патеру, предварительно поклонившись. Священник в ответ кивнул, и оба разошлись. Я не стала следить ни за тем, ни за другим. Осталась на месте.
Возможно, причетник вышел, пока я устраивалась на крыше. А восемь человек просто попросились переночевать. И чтобы они ничего при этом не похитили, их заперли снаружи.
Но я в такую возможность верила слабо.
Из моего убежища был слышен ветер, доносивший слабый звук хорового пения со стороны порта и перекличку ночных сторожей. И был отчетливо слышен колокол с Рыночной площади, отбивавший часы.
Вскоре после одиннадцати в окнах церкви мелькнул огонек. Витражи — вещь красивая, но при слежке неудобная. Да и без витражей окна были расположены так, что снаружи — с крыши, с мостовой — ничего не увидишь. Единственное, что можно понять, — внутри ктото ходит.
Значит, все они по-прежнему там?
А где же еще?
Если они там служат черную мессу — как это называлось в книгах — обедня святого Сикария? Или Сихария?
или предаются содомскому греху, это не моя забота. Пусть инквизиция разбирается. По мне, так они вольны делать что угодно, лишь бы младенцев не резали, а младенцев я при них как-то не заметила.
Но и в черную мессу мне не очень верилось.
Свет в церкви погас, и тени, мерещившиеся мне за окном, исчезли. Влезть, что ли, посмотреть? Не в окно, разумеется, — оно заперто. И не в главную дверь — пока возишься с замком, ночной патруль заметит. А вот боковую дверь, если она изнутри на задвижке или щеколде, можно попробовать открыть.
Ну уж нет. В двенадцать лет или даже в двадцать я бы не преминула совершить такую попытку. Но теперь меня подобные авантюры не привлекали. Главное — терпение, пусть тебе холодно и неудобно.