— Ты думаешь, нас проверяют?!
— Похоже на то. Хочешь совет? Расскажи Славе про звонки, и поставьте квартиру на охрану.
Кошмар какой!
Проблемы, казавшиеся мне такими важными еще минуту назад, мигом вылетели у меня из головы. И мания преследования, и Крыласов с его ландышами были благополучно забыты. Я сосредоточилась на мысли о неизвестных взломщиках.
По всей видимости, Сережа прав. Нас проверяют. Выясняют, в какое время суток в квартире никого нет. Позвонят, позвонят, составят график и обворуют. Кража со взломом!
Я знаю, что это такое. Знаю не понаслышке! Нас со Славочкой уже обворовывали.
Приходишь с работы домой, входная дверь приоткрыта, а в квартире гуляет ветер. Темно и очень холодно. На дворе январь, но воры почему-то открыли настежь окно.
Им было душно? Не знаю.
В тот раз у нас украли много книг: Майн Рид, Джек Лондон, Сервантес, Гейне. Вынесли все подписные издания, которые мои родители покупали в середине пятидесятых.
Я выросла на этих книгах.
Увидев пустые полки, я зарыдала. Что будет читать Мишенька, когда подрастет?
Кроме книг, воры ничего не взяли. Да и нечего больше-то у нас со Славочкой было тогда брать. Молодая семья, молодые специалисты, мизерные зарплаты.
Столько лет прошло, а я до сих пор помню те чувства беспомощности и брезгливости, с которыми ходила по своей разоренной квартире.
Шкафы открыты, белье выброшено на пол, рылись даже в корзине с детскими игрушками.
Я вызвала милицию. Позвонила на работу Славе (он почему-то всегда много работал и приходил домой много позже меня).
Пришли оперативники, затоптали грязным мокрым снегом мои паркетные полы, перепачкали черным порошком всю мебель, сняли у нас с мужем отпечатки пальцев, составили протокол и, оживленно обсуждая между собой перипетии личной жизни Клавки-буфетчицы, ушли, посулив на прощание, что будут искать.
Самое ужасное, что вора они действительно нашли! Одного! Подельников он не сдал. Воровские законы суровы!
Вопреки здравому смыслу вор стоял на своем: утверждал, что книги из двух книжных шкафов вынес он сам, за один присест.
Вынес и тут же и продал. На углу, у входа в букинистический магазин. Продал за полчаса. В Советском Союзе любили книги!
Вора судили. Мы были не единственными, потерпевшими от его рук. Наша квартира была у него двадцать пятой. На его счету были действительно серьезные, крупные ограбления.
За все про все суд дал ему шесть лет. Ни книг, ни денег за книги мы с него так никогда и не получили.
Поимка преступника принесла нам лишь чувство глубокого морального удовлетворения и хлопоты, связанные с проведением следственного эксперимента и с участием в судебном разбирательстве.
Наверное, это звучит ужасно, и вы вправе сказать, что у меня нет чувства гражданской ответственности, но лучше б его тогда не поймали, этого вора.
Наглый небритый рыжий коротышка! Мерзкий, отвратительный тип! Он так развязно держался, когда его привезли из Крестов к нам домой. На следственный эксперимент.
Слава, естественно, уйти с работы никак не мог, и я вынуждена была принять удар на себя — обеспечить доступ к месту преступления.
Страху я тогда натерпелась! Жуть! Вор так враждебно смотрел на меня исподлобья, так многозначительно ухмылялся, по-хозяйски расхаживая по нашей квартире.
Мне, правда, в тот момент ничто не угрожало. Его приковали наручниками к сотруднику милиции, но все равно мне было тогда очень и очень не по себе. Я думала о будущем.
Отсидит коротышка свой срок, выйдет из тюрьмы и начнет мстить своим жертвам. Что тогда?!
Они даже снились мне по ночам: вор и следственный эксперимент.
Успокоилась я только, когда мы переехали на другую квартиру.
К тому времени, когда раздался телефонный звонок, я так себя этими воспоминаниями накрутила, что была на пределе.
— Говорите! — рявкнула я, в очередной раз услышав в ответ на свое «Алле!» лишь сопение. — Говорите же! Я слушаю вас!!! Алле! Не молчите!
В трубке пошуршало, повозилось, пошелестело, и неуверенный женский голос тихо промямлил:
— Наташа?
— Да.
— Наташа Короткова?
— Да, это я.
— Вы знаете Люсю Обуваеву?
— Да, — не слишком уверенно подтвердила я, все еще пребывая под впечатлением от кражи двадцатилетней давности. — Знаю. А что случилось? Вы из больницы? Люся пришла в себя?
