— Дык… — растерялась Люська.
— Вот тебе и «дык»! — зло передразнил возлюбленный. — Лично мне из-за твоей безалаберности под суд идти неохота. Пока тебя, дорогая моя, за задницу не прихватили, нам надо срочно зарегистрировать наши отношения. В следующий раз вымогать компенсацию будем уже на Будину. Понятно теперь?
Аферу со страховкой Сашка задумал давно. Еще при советской власти.
Он тогда статейку одну прочитал в газете «Известия». Про тяжелую жизнь безработных в Соединенных Штатах Америки. Мол, нет там у них работы. Никакой! Не хватает на всех, и все тут! И так их там при загнивающем капитализме от этого постоянного безденежья колбасит, что они, бедные, на все готовы пойти, лишь бы немножко подзаработать. Буквально на все!
Один молодой парнишка, здоровый и полный сил, по собственной своей воле, сознательно сам себя калечил, чтобы получать потом за свои увечья денежную компенсацию. Приходил он в какой-нибудь там большой супермаркет, падал на пол, ломал ногу или руку (когда что, для разнообразия) и требовал потом с этого супермаркета компенсацию за физический и моральный ущерб.
Это у них там, в Америке, так положено! Законы такие. Если человек в магазине упал, магазин ему лечение оплачивает. У самого-то человека денег нет. Он ведь безработный! А медицина у них вся платная. Капитализм, япона мать! Человек человеку волк!
Прочитал Сашка эту заметку — и загорелся!
Эх, говорил, Люсенька, жаль, что мы с тобой не в цивилизованной стране живем. Цены бы тебе там с твоими «резиновыми суставами» не было!
Растревожила эта статья Сашкино воображение не на шутку. Запала она ему в душу. Он одно время даже об эмиграции стал подумывать.
Правду сказать, жили они тогда очень даже тяжело. Плохо жили. Перебивались, можно сказать, с хлеба на квас!
А все по Сашкиной милости. Из-за его дурного характера.
Не повезло мужику с характером! Что тут поделаешь? Характер у Сашки — дрянь! Голова хорошая, а характер!
Характер — не приведи господи!
Мама Клепа про таких, как он, говорила, бывало: «С таким хорошо из одной тарелки дерьмо хлебать. Прямо изо рта выхватывает!»
Алчный был Люськин Сашенька до одури. До всего алчный: до денег, до славы, до баб!
Алчный и завистливый.
Не дай бог, если кто-то сорвал на концерте аплодисментов больше, чем он. Все! Вчерашний друг в одночасье становился врагом. Сашка физиологически не мог общаться с теми, кто вызывал у него чувство зависти.
На подкорковом уровне не мог!
Люся даже жалела его иной раз, так он страдал. Так мучился бедный, изводился от этой своей зависти.
Аж с лица, бывало, спадет. Почернеет весь!
Вот она, япона мать, какая вредная штука — эта черная зависть!
Никому от нее покоя нет. Ни самому завистнику, ни тому, кому он завидует.
К сценическим успехам Люси Сашка поначалу относился снисходительно. Приписывал эти успехи себе. Ведь идея номера «Женщина-змея» принадлежала ему. Это он придумал, как можно обыграть необычные свойства Люськиного организма.
Сашка не желал признавать очевидного. Он делал вид, что не замечает ни Люсиного артистизма, ни ее потрясающей работоспособности.
Когда ее пригласили в труппу «Цирк на сцене», он психанул.
Сашка здорово на нее тогда наорал:
— Больно шустрая, да?! Думаешь, самая умная, да?! Учти, кто высоко поднялся, тому больнее падать! — сказал, как припечатал, и вышел, хлопнув дверью так, что штукатурка со стен посыпалась.
Люся на него не обиделась. Ни капельки. Понимала прекрасно: все дело в зависти.
Он ей просто завидует. Дурной характер!
Ему, профессионалу со стажем, немыслимо было смириться с тем, что карьера у недоучившейся штукатурщицы складывалась успешнее, чем у него самого.
Труппа «Цирк на сцене» была в Ленинградской областной филармонии на привилегированном положении. Туда отбирали лучших, с лучшими номерами, и попасть в эту труппу не мечтал разве что ленивый.
Дело в том, что «Цирк на сцене» часто выезжал с гастролями за рубеж. А заграница, она и есть заграница. Это и ежу понятно. Заграница — это вам не колхоз «Красный Октябрь».
Это совсем другой уровень! И деньги тоже совсем другие.
Люська подумала, подумала и решила от столь лестного для нее предложения отказаться.
