До сих пор при оценке пользы различного биотоплива учитывалась только их способность выбрасывать меньше парниковых газов, чем выделяется при сжигании ископаемого горючего (нефти, газа, угля). При этом не принималась в расчет вся совокупность экологических факторов, способных повлиять на результат. Например, как бы ни выгоден был этанол, производимый из сахарного тростника, эти выгоды быстро сходят на нет, как только учитывается необходимость расчистки тропических лесов под тростниковые поля. Лес эффективно поглощает углекислый газ, и вырубка лесов приводит к тому, что этот газ остается в атмосфере. А в сумме с ним «парниковый выброс» этанола становится больше, чем обычного топлива. Вырубка лесов к тому же нарушает тот «лесной гидрологический цикл», который, по расчетам профессора В.Горшкова, тоже играет огромную роль в очистке атмосферы. И наконец, если производить этанол из маиса, как это делается в США, то нужно расширять посадки маиса, а маис выделяет окись азота, которая сама является парниковым газом и к тому же разлагает атмосферный азот, необходимый для питания растений. С учетом всех этих факторов оказывается, что производство этанола в любом случае не уменьшает, а увеличивает загрязнение атмосферы.

В упомянутой выше работе впервые было произведено сравнение различного топлива как по размерам «парникового выброса», так и по общему экологическому влиянию. Бензин, дизель и натуральный газ сравнивались с 26 видами различного биотоплива, производимого из многих видов растений. Экологический эффект каждого топлива оценивался по суммарному уменьшению естественных ресурсов и степени нарушения общего экологического равновесия. Результаты этих оценок оказались пессимистичными. Выяснилось, что 21 из 26 видов изученного биотоплива уменьшает «парниковый выброс» более чем на 30% сравнительно с бензином. Но 12 из них, экономически самые важные, — американский маисовый этанол, бразильский этанол из сахарного тростника и малазийский дизель из пальмового масла — наносят гораздо больший суммарный экологический вред, чем бензин. Нужно еще заметить для полноты картины, что в этих расчетах не были учтены такие важнейшие вторичные последствия, как рост цен на различные виды сельскохозяйственных продуктов, производство которых неизбежно уменьшится при расширении земель под производство биотоплив. Начавшийся уже сейчас панический рост цен на рис, пшеницу и другие продовольственные товары отчетливо сигнализирует об этой опасности.
Важное добавление к этим расчетам было сделано в более поздней работе группы исследователей из Миннеаполиса. Они подсчитали, какое количество углекислого газа будет выброшено в атмосферу при первичной расчистке лесов или кустарника и потом, от разложения корней, оставшихся в земле. Эти расчеты показали, что расчистка 10 тысяч квадратных метров тропического леса в Бразилии ведет к «парниковому выбросу» в размере 700 тонн углекислого газа. Выигрыш в «парниковом выбросе» за счет биотоплива, выращенного на этой площади, перекроет такую добавку лишь за 300 последующих лет. А превращение индонезийских тропических лесов под пальмовые рощи для получения биодизеля даст такую добавку к парниковому выбросу, которую удастся перекрыть только через 400 лет.
По совокупному мнению всех этих специалистов, новые данные требуют пересмотреть все прежние оценки выгодности биотоплива. Возникает впечатление, что учет роли земли (то есть потребностей в продовольствии) и шире — суммарных экологических факторов — решительно меняет эти оценки в более пессимистическую сторону.
ГЛАВНАЯ ТЕМА
Что спрятано в языке

В самые последние годы о нынешнем состоянии русского языка говорили особенно много и страстно (как заметил кто-то из лингвистов, само словцо «состояние» уже содержит в себе и отрицательную оценку этого самого состояния — по ассоциации с «состоянием больного», которое чаще всего не более чем удовлетворительно, или состоянием экономики, которое всегда оставляет желать лучшего). Одни ужасались засильем заимствований из иностранных языков, особенно английского американского — разумеется, во исполнение подлых замыслов американской военщины и мировой закулисы, — и еще разнузданностью стиля, нарушением всех и всяческих литературных норм. Другие утешали, что ничего страшного не происходит, не раз такое бывало, язык велик и могуч и со всем справится, но тут же приходили в большое раздражение намерением депутатов поставить его, язык, под свой контроль и подчинить своему регулированию. Дискуссии отшумели, законы и постановления то ли вообще не вышли, то ли вышли, но никакого влияния на язык не оказали. Теперь можно подумать не о том, хорошо или плохо все, что последние пятнадцать — двадцать лет происходит с русским языком, а о том, что с ним на самом деле происходит, а вместе с ним — и с нами.