Это ваши дела, это ваши долги
С тем мы и вошли в перестройку. Помните: «Покаяние», «Легко ли быть молодым» — все это о страхе потерять молодежь и о надеждах, связанных с нею. Это звучало даже в риторике официальной власти, тех ее слоев, которые были заинтересованы в переменах: теряем молодежь, она уходит. Характерно, что тогда перестроечное было окрашено исключительно в молодежные тона.
Между тем на площадях среди митингующих уже тогда было не слишком много молодежи. В основном там были шестидесятники, средняя и старше-средняя генерация. Некоторые — самые продвинутые, самые интеллектуальные — приводили с собой детей. Вообще-то настоящие связи между поколениями были именно в развитых и продвинутых семьях. Чем утонченнее, рафинированнее родители, тем больше они стремились найти общий язык с детьми.
А основная часть молодежи — 18-25-летних — не воспринимала происходящее на площадях, на официальных и неофициальных собраниях как нечто, относящееся лично к ним. Преимущества: свободу и впервые открывшиеся возможности как-то себя проявить, чего-то достичь в любой сфере — она принимала как нечто естественное, а напряжения и конфликты — как исключительно папины: папина литература, папино кино, их пропаганда. Стремление заинтересовать их этими конфликтами и проблемами вызывало лишь раздражение: это ваши дела, ваши долги, это вы хотите реализовать упущенное или смягчить что-то в своей биографии.
Что было дальше?
С одной стороны, у молодежи, особенно более образованной и более активной, в крупных городах действительно открылись некоторые возможности. Прежде всего, в двух сферах. Собственно предпринимательство, включая фирмы, банки — настоящие новые институты, как бы уже почти западное общество. А с другой стороны — свободные и независимые тогда, чаше всего негосударственные масс-медиа, где тоже возникла возможность — и потребность — в новых людях, свободных от советской риторики, советских привычек, с новыми лицами. Это были молодые ребята... Ну, на самом деле, вовсе не такие уж молодые, взглядовцам было за 30, а самыми популярными тогда передачами, журналами, газетами: «Московские новости», «Огонек» — и вовсе руководили шестидесятники. Но все-таки корреспонденты, самые «засвеченные» имена воспринимались как молодые. При том что, наверное, им было от тридцати до сорока.
Конечно, молодежь ругали во все времена и во всех традиционных обществах. У нас мифы об особой агрессивности молодежи порождались самим устройством советского общества с очень жесткой и обедненной структурой занятости.
Победители
Тут включился еще один механизм, которого не было у старших: поколенческая солидарность. Устроившись сами, многие из этих относительно молодых (и действительно молодых) людей принялись устраивать тех, с кем вместе учились, бегали во дворе, — стал образовываться свой круг. У старших, за исключением городской интеллигенции, в принципе этого не было. Классическое советское было максимально построено на том, чтобы атомизировать людей. Преследовалась даже невинная, вполне традиционная солидарность родственников: с «семейственностью» постоянно воевали. А другой солидарности не было; лишь интеллигенция пыталась поднять культ дружбы и выстроить круг «своих» независимо от родственных отношений. Иначе говоря, только в интеллигенции рождалась культура более обобщенных отношений и ценностей, чем семейнородовые.
В круг «молодых победителей» в основном вошли или бывшие «хиппи», в свое время яростно отстаивавшие независимость от старших, право на собственную идеологию и собственный образ жизни, или бывшие комсомольские работники и активисты, настроенные примерно так же, но решившие делать карьеру в тех условиях, в каких жили. И в том, и в другом случае это были молодые люди из интеллигентных семей, с действительно хорошим образованием.
Они оказались востребованными, потому что востребованы стали умения, которыми обладали совсем не многие. Качество советского образования, профессионального и общего, было, вопреки распространенному мифу, ласкающему советскую гордыню, достаточно плохим. И только очень специальные школы, очень закрытые, очень элитные вузы давали приличное образование, которое можно было теперь, в новых условиях, конвертировать в социальную позицию, в профессиональные умения финансиста, журналиста и так далее.
