Рисовать я умею плохо. Но! Стоит черкнуть на бумаге песочные часы, и я примерно получу очертания идеальной женщины. Пышная грудь, узкая талия, широкие бедра. Вот «евростандарт» на красавицу, и ежели женское тело не вписывается в норму, его можно евроремонтировать силиконом, тайскими таблетками и диетой.
Одни и те же мерки женской красоты давно утвердились всюду. Еше античные философы пытались понять, что такое красота. Для них она выражалась в симметрии и гармонии. В эпоху Возрождения художник Альбрехт Дюрер даже придумал координатную систему, позволявшую якобы понять, вписывается этот человек в каноны красоты или нет. Герои его картин и впрямь идеальны с эстетической точки зрения.
Современники Дюрера тоже выискивали «формулу красоты». Так, считалось, что уши и нос красивого человека обязаны быть равновелики, а рот должен быть в полтора раза шире расстояния между глазами. Сегодня поборники научных истин оценивают внешность человека с точностью до сотых долей. Алгебра не поверяет гармонию, она ее судит. Волшебная формула «90 — 60 — 90» (грудь — талия — бедра) неумолимо отсеивает дурнушек. На чем же основан этот критерий?
Узкая талия у женщины — признак того, что ее тело выделяет вдоволь женских гормонов (эстрогенов), благодаря которым и возможна беременность. Эстрогены вызывают и другие изменения, что так привлекают мужчин. Груди растут, губы чувственно припухают, отчетливее обрисовывается овал скул, глаза становятся больше, а вот подбородок и челюсти остаются нежными, детскими. Для ученых облик такой лолиты говорит: «У меня все хорошо. Я здорова. Я готова рожать детей и стану им хорошей матерью». Стройная фигура — тому залог.
Тело взрослеющих мальчиков обретает иные очертания. Торс становится V-образным, скулы — крепкими, отчетливо выделяется подбородок. Если бы Марат Сафин или Павел Буре перенеслись в каменный век, на них смотрели бы с восхищением. Ведь все их тело говорило бы: «Я полон мужских гормонов! Я — крепкий, могучий, энергичный. Я могу убить на охоте крупного зверя и накормлю добычей семью».
Так что красота для природы — дело второе. Она — не самоцель, а ловушка. Главное — выжить и принести потомство! Красивые лица не лучше некрасивых; они легче нам нравятся. Нас влечет к ним. Узор тела сродни узору цветов. На него так падки и шестиногие, что опыляют поросль, и двуногие, что ублажают подруг.
С раннего детства ребенок делит людей на «красивых» и «страшных». Детей тянет к смазливым мордашкам, а безобразных, отвратительных людей они откровенно боятся. Еще лет двадцать тому назад американский психолог Джудит Ланглуа доказала, что идеал красоты не является социальным феноменом. Он не воспитывается в людях, а наследуется ими! Взрослея, мы учимся обнаруживать ум и страсть в людях, обделенных красотой, а сами ее образцы отличаем поневоле, бессознательно.
Ланглуа проводила опыты с детьми трех и шести месяцев от роду. На мониторе она показывала им два лица. Взрослые участники опыта четко разделяли эти лица: красивое и некрасивое. Как же повели себя малыши, которых никто еще ничему не учил? Дети могли демонстрировать лишь повадки, присущие им от рождения. Легко было заметить, что малыши смотрели на красивое лицо намного дольше. «На их выбор не влияло мнение СМИ, — подвела итог опыта Ланглуа, — и все же их выбор совпал с оценками, принятыми в мире взрослых. Дети сами распознали красивое и некрасивое».
Так что же мы бессознательно выделяем, оценивая внешность человека? Прекрасны: здоровая кожа; красивые зубы, ведь они — индикатор здоровья (впрочем, фальшивые ценности «Фтородента» или «Орбита без сахара» помогают пустить пыль в глаза); красивые волосы (тоже индикатор здоровья); рост чуть выше среднего; симметричные лицо и фигура (их симметрия — признак того, что человек не перенес ни тяжелой болезни, ни серьезного увечья).