Знание-сила, 2004 № 01 (919) - страница 14

Ю.А.: — А еще он пользуется арсеналом массовой культуры. Баланс между творцом и инструментом в клипах и в кинематографе — он как-то меняется в пользу инструмента. Когда мы говорим о Достоевском.

И.П.: —Да я не вижу принципиальной разницы между Достоевским и Тарантино — только в богатстве смыслов у Достоевского и сравнительной их бедности у Тарантино. Но ясно же, что, тем не менее, у Тарантино их, этих смыслов, столько, сколько никакому боевику не снилось.

Ю.А.: — Если массовая культура - это то, что не имеет больше одного смысла и не приносит ничего нового, — о’кей! Тогда ни "Битлз", ни Дэвид Боуи, ни Тарантино — это не массовая культура. Еще раз говорю, мне кажется, что это определение для нынешней ситуации не релевантно.

Массовая культура во времена постмодерна стала принимать гораздо более активное участие в создании чего-то новою. Если вы одинокий гений - вы сидите в своей кочегарке и вам ничего не надо. Эдакий "Портрет" Гоголя получается. Такая ситуация литературна, но мало реалистична, дли этого нужно быть либо рантье, либо диссидентом. То, что происходит сейчас, гораздо богаче, разнообразнее, чем когда-то было, но в нем гораздо меньше точечных достижений, очень уж сильно отстоящих от общего уровня. Если хотите, изменились технологии. Сейчас намного важнее становится вовлеченность в процесс. Когда вы талантливый, успешный, многосмысленный и делаете что-то в кино, в музыке, в видеоарте, это очень быстро подхватывается, растаскивается на цитаты и цитаточки, вываливается в общий котел, там варится, потом из этого снова появляется новое. Так получается. Вы свою "нетленку" все равно ваяете с осознанным или подсознательным учетом ожиданий — не просто как чистое искусство. И вот на этом стыке искусства и коммерции, по-моему, и происходит самое интересное. А в так называемой сфере высокого искусства, на мой взгляд, ситуация довольно тоскливая, по крайней мере в России.

И.П.: — Здрасьте! Если называть имена в нашем кинематографе — то все равно так или иначе всплывут Герман и Сокуров, и никуда не денешься; но ни тот, ни другой никакого отношения к массовой культуре не имеет.

Ю.А.: — Да, не имеют. Они действительно остаются в рамках, как теперь это называется, кино "не для всех". Это российская специфика. А вот если, например, вспомнить Ларса фон Триера, его мыльную оперу "Королевство", то можно с уверенностью сказать: факт высокого искусства на— лицо, но ведь любой его фильм был бы невозможен, если бы он не сидел и не смотрел телевизор. Для него массовая культура — материал, из которого все делается. Он бы не состоялся без нее. С другой стороны, я бы сказал, что в кино граница между "высоким" искусством и массовым условна. Не только потому, что кино потребляет большее количество народа — легче два часа посмотреть на экран, чем пойти в магазин, купить книгу, прочесть первые пятьдесят страниц и, так и не добравшись до завязки, поставить книгу на полку до того момента, когда будет свободное время почитать (то есть навсегда). Дело в том, что кино быстрее реагирует на интеллектуальную моду, чем литература. Поэтому здесь быстрее стерлась эта самая граница: Дэвид Линч, Жене, Тим Бертон. Они все разные, но их объединяет одно важное свойство — их фильмы работают на разнородную аудиторию. Жанровые рамки - детектив, лав-стори, мистика — делают их творчество массовым. Но сами реплики, музыкальные и кинематографические реминисценции, сознательное жонглирование видеорядами, парадоксальные сочетания внешнего вида героя с его жанровым назначением, да что угодно, делают эти фильмы предметом жарких обсуждений среди ценителей искусства. Или вот возьмем, например, Гринуэя. "Интимный дневник" — его не было бы без MTV...

И.П.: — Что вы имеете в виду?

Ю.А.: — Я имею в виду приемы. Самое не попсовое, что есть на MTV, — это не музыка, это видеоряд. И "Интимный дневник" Гринуэя — совершенно в клиповой стилистике. Вот вы это не смотрите, а посмотрите: там настолько смазана граница между, как вы бы сказали, высоким и низким, настолько одно постоянно перетекает в другое.