На этом фоне и стоит говорить о современной семье. У нас ее проблемы отягощены особенностями советской истории и идеологии, и прежде всего нашей бедностью. Долгие годы люди жили в бараках, в коммунальных квартирах, отдавали детей с годика в ясли, потом – детские сады, женщины поголовно работали, часто были заняты тяжелым физическим трудом, после работы – изматывающим домашним, интимное пространство жизни выхолащивалось, на «красивые и тонкие отношения между людьми» оставалось слишком мало сил и времени. Дети росли под приглядом соседей или воспитателей в переполненных группах детских садиков.
Индустриализация, урбанизация, миллионы людей оказались выброшенными из привычного теплого общинного мира в совершенно по-другому устроенный мир города, заводов и фабрик с их машинным ритмом, безличными правилами и законами, где оценивается не человек, а его профессиональные функции – то есть мы ускоренно проходили все, что другие страны уже прошли к тому времени, потратив на это куда больше десятков лет и даже столетий. Так что российская семья, став советской, испытала дополнительные нагрузки. Нечего и напоминать о массовых арестах, атмосфере всеобщего страха, о детях, доносивших на своих родителей, о женах, отрекавшихся от мужей.
Конечно, было не только это. Но так или иначе, традиционная семья подверглась в советских условиях ускоренной ломке, и это, казалось бы, не могло ее не ослабить.
С разрушением советских общественных институтов практически единственной опорой нашему «человеку переходного периода» осталась его семья.
Много лет подряд мы изучаем процесс нового самоопределения россиян. или, говоря по-научному, процесс их самоидентификации. Кто «Я» сегодня? Кого я числю «своими», говоря о них «МЫ», с кем дорожу близкими отношениями? В списке предложенных каждому нашему собеседнику символов самоидентификации были и национальность, и партийная принадлежность, и гражданство, и профессия. Вперед – с огромным разрывом – вырвались семья и друзья. То есть прежде всего наш соотечественник сегодня ощущает себя отцом, сыном, матерью, дочерью – именно эти роли для него важны более всех остальных. И «МЫ» для него сегодня – прежде всего его семья и его друзья.
Надо сказать, не только у нас так устроена иерархия ценностей большинства: в Америке, например, семья тоже устойчиво занимает первое место в ряду ценностных предпочтений. В других развитых странах она тоже оказывается на одном из первых, если не на первом месте.
Российской семье пришлось взять на себя особую тяжесть в трудное переходное время, у нас ведь оно переходное не только и не столько по отношению к семье (от традиционной – к современной), абсолютно все сферы жизни подверглись в последние десять – пятнадцать лет серьезнейшей ломке. И эта общая перестройка в каком-то смысле заставила семью отступить назад, возродить некоторые черты традиционного своего прошлого.
Как показывают исследования, окрепли межпоколенные связи, которые начали уже ослабевать, как только дети получили возможность строить свою семью отдельно от родителей. Теперь, когда в доме не хватает денег, вспоминают о семейном натуральном хозяйстве, на котором оставили стариков. Дети приезжают вместе с родителями на садовый участок (или к родителям в деревню) копать картошку, а потом разъезжаются в свои офисы. Родители и раньше присылали детям из деревни чего-нибудь «своего, вкусненького», но в восьмидесятые-девяностые годы для многих городских семей это стало уже не особым гостинцем, а весомой частью семейного хозяйства. Вместо пионерских лагерей детей отправляют к бабушке с дедушкой или с бабушкой куда-нибудь отдохнуть. Да и растет ребенок часто под присмотром бабушки. Так что трехпоколенная семья возрождается, в иной, правда, форме.

Моя коллега Виктория Семенова, изучая биографии россиян по их рассказам, наткнулась на сюжет о русской бабушке. Она обнаружила, что традиции семьи – старые традиции – передаются именно через бабушку. Правда, происходит это только в образованных семьях, в необразованных бабушка – просто няня. Именно бабушка рассказывает ребенку, как люди жили раньше, какие интересные события происходили в жизни его предков – и ребенок начинает чувствовать себя продолжением своих предков.