Знание-сила, 2001 № 09 (891) - страница 51

И едва мы оставили салон автобуса, как оказались промокшими от макушки до кончиков кроссовок. На это Иисус со свойственным ему смирением заметил: «Это дождевой лес». (Высохли тоже быстро, чтобы еще не раз вымокнуть по новой.) Последние десять тысяч гектаров этого леса прижались к вершине Эль-Юнке. (Так назван весь национальный парк.) Слово «Эль-Юнке» получилось от переиначивания на испанский лад имени местного доброго духа Лукуйо. Дух не смог защитить население острова. Все племя «тайно» тайно исчезло, нахватавшись европейских болезней. (Нам они тоже кое-что успели подарить взамен.) Остались лишь наскальные рисунки.

Уцелело и немножечко леса. Хотя вряд ли в былые времена здесь росли эвкалипты, имбирь и бамбук, расплодившиеся ныне. Но папоротники, которых более ста сорока местных видов, еще живут. Древовидные папоротники на пять-семь метров вознесли свои перистые кроны. Под ними приютились травянистые родственники, более привычные нам. По стволам и веткам незваных пришельцев расселись вперемежку паразитические бромелии и опять же папоротники. Подвижное население леса мелко и немногочисленно: саламанкиты (изумрудно-зеленые гекконы и голубовато-серые анолисы) и соперничающие с ними размером палочники и ярко-желтые улитки-каракалы. Совсем крошечные созданьица – коричневатые лягушечки-коки, меньше ногтя ростом – невидимым хором сопровождают группу по лесу. Своим пением они достойно отвечают птицам. Именно птицы все еще как-то поддерживают угасающее разнообразие и самобытность островной живности.

1. Остров, где даже бомжом быть приятно…

2. Сальса – прародительнице ламбады и эль-меренго

3. Не стоит обгонять дорожную полицию

4. Санхуанский модерн

5. Пиво, ром и пирожки с крабами – для русских со скидкой

6. В эту гавань кораблям было зайти не просто

Многоцветье Пуэрто-Рико: Корума. Ангел и Катя

Роговые кораллы (эуплексавра) на Карибском рифе

Измельчали коренные пуэрториканцы не случайно. Для борьбы с ядовитыми змеями завезли мангустов. Прожорливые зверьки поели почти все, что бегало, прыгало и ползало, кроме самых больших и самых маленьких. Вот и получается, что в заповеднике не осталось почти ничего заповедного, кроме папоротников и коки.

Но разбавленный азиатскими, африканскими и австралийскими пришельцами лес продолжает жить своей дождевой тропической жизнью. Корни деревьев и сопутствующие им грибы и бактерии разрушают вознесенное Кордильерой океаническое дно. Не будь леса, горы бы не стирались так быстро. Кристаллы и минералы переходят в растворы, которые ниспадают водопадами, стекают ручьями и сливаются в большие черные (от смытой органики) реки, которые несутся к Атлантическому океану.

Унесенные водой минеральные и органические добавки дождевого леса оседают, захваченные другим лесом – мангровым. Туда я направляюсь сам. Благо автобусы доходят почти до самых зарослей. Пуэрториканский городской автобус с его мощнейщим кондиционером – это глоток свежего прохладного воздуха посреди знойной весны. Но если перед ним не выскочить на дорогу, вожделенная свежесть умчится вдаль серебристым снарядом. (Если выскочить, тоже не всегда затормозит.) Ходят они по расписанию, но каждый по своему собственному, независимому от расписания маршруту. Второй может прийти через пять минут после первого, а третий – через два с половиной часа. Но это неважно. Если долго ничего нет, можно и пешком прогуляться. Дорога тянется вдоль бесконечного желтого песчаного пляжа с редкими кокосовыми пальмами.

Маленький островок леса, прижатый к лагуне кокосовыми плантациями, по-прежнему смело наступает на целую Атлантику. (Это местечко, тоже национальный парк, называется «Пиньонес» – ананасики.) Красная мангрова лапшой свесила свои длинные (до тридцати сантиметров) стручки красноватого цвета прямо в океан и простерла над волнами толстые широкие кожистые листья, покрытые защитным восковым налетом. Им совершенно не страшны соленые брызги, от которых лопаются клетки обычных наземных растений. На ее раскидистых низких густых ветвях днем любят вздремнуть серые и зеленые с оранжевым игуаны. С заходом солнца они плюхаются в лагуну, чтобы подкрепиться морской травой. Это самые большие из диких пуэрториканцев. У некоторых игуан от довольно умной для рептилий мордочки до кончика чернополосого хвоста – полтора метра.