Знание-сила, 2001 № 09 (891) - страница 39

Что бы сказали американские леволибералы, если быещев пятидесятые годы узнали о тогдашнем отношении Ландау к советскому режиму? Ведь этот человек в начале тридцатых годов открыто выражал свои просоветские чувства и мысли, провел в советской стране всю свою жизнь, один год этой жизни в советской тюрьме, а после этого вел жизнь привилегированной научной элиты. Антисоветские взгляды Ландау никак не помогали ему в жизни, они ставили его жизнь под угрозу. Но основаны эти взгляды были на ег о личном опыте.

Здесь собирают бомбу

Здесь уместно вспомнить, что мы говорим о политических взглядах физиков-теоретиков, профессия которых состоит в том, чтобы на основании опыта, на основании разнообразных экспериментальных данных создавать теории. В этой профессии важно и уметь выбрать решающий эксперимент, и смело его осмыслить, невзирая на инерцию мысли коллег. К примеру, в давно известном эксперименте Галилея – как (одинаково) падают с башни разные шары – Эйнштейн усмотрел искривление пространства-времени. Его коллегам это могло казаться «геометрической паранойей», пока Эйнштейн не построил работоспособную теорию гравитации.

Физика советского социализма предоставила Льву Ландау уникальный личный опыт, и он сделал теоретический антисоветский вывод, на который почти никто из его коллег не осмеливался.

Эдвард Теллер – за океаном-сделал тот же антисоветский вывод на основе «экспериментальных данных», полученных его когда-то просоветскими друзьями.

Клаус Фукс тоже был теоретиком высокого класса, но в его распоряжении был совсем другой жизненный опыт. Он вырос в семье немецкого пастора, в атмосфере социального служения и уважения к человеческой личности. Наступающий на Германию фашизм побудил студента-физика искать более действенную антифашистскую силу, чем христианский социализм, и он вступил в коммунистическую партию. После прихода Гитлера к власти Клаус Фукс вынужден был, спасаясь от гестапо, бежать в Англию. Он успел завершить образование и проявить свой талант в физике, но когда началась война, его вместе с другими немцами в Англии, в том числе нацистами, интернировали. Выпустили его из лагеря лишь через семь месяцев.

Столь внушительный западноевропейский опыт вместе с недостатком реального знания о СССР помогли Фуксу подчинить свою судьбу советскому социализму – бескорыстно рискуя жизнью. А приняв это решение, он успешно скрывал свои политические симпатии. У хорошо знавшего его Г. Бете «не было никаких причин <…> считать его просоветски настроенным. Фукс всегда держался поодаль от всяких политических разговоров». По поводу ареста Фукса Бете заявил, что это «полный сюрприз для него и что теперь он не знает, кому вообще он может доверять, поскольку всегда считал Фукса абсолютно лояльным и заслуживающим доверия».

Взрыв американской бомбы над атомом Мороруа

Если бы Фукс не столь тщательно скрывал интерес к Советской России, он мог бы узнать важные «экспериментальные факты» об этой стране, не выходя за пределы секретной ядерной лаборатории Лос- Аламоса. Рядом был Эдвард Теллер. Еще ближе были Рудольф и Евгения Пайерлсы, вместе с которыми Фукс прибыл из Англии и в доме которых был своим человеком. Евгения Пайерлс, урожденная Женя Каннегисер, участвовала в двадцатые годы – вместе с Ландау – в знаменитом джаз-банде молодых ленинградских физиков. Она много чего знала о родной стране, что могло пошатнуть заочный социалистический идеал Фукса. Но, судя по всему, ни ей, ни Теллеру не приходило в голову, что этого тихого, скромного, аполитичного физика могут интересовать подобные вещи.

Есть соблазн сказать, что Фукс был не столь уж хорошим теоретиком, раз он не заботился о расширении экспериментального основания своей политической картины мира.

Уберегает от этого соблазна пример другого теоретика, который жил прямо посреди первой страны социализма и со взгляда которого начинается эта статья.

Как жизненный опыт отца советской водородной бомбы превратил его в правозащитника, заслуживает отдельного рассказа и даже подробной книги («Андрей Сахаров: Наука и Свобода», 2000). Но и без подробностей ясно, что честности и смелости этому теоретику было не занимать. И все же для него долгое время густой туман систематической государственной лжи скрывал суть советской власти. Даже проницательному теоретику трудно увидеть истину в непрозрачном мире. Наученный своим горьким опытом жизни в закрытом иллюзорном мире, Андрей Сахаров стремился открыть свою страну и обнаружил в правах человека, и прежде всего в интеллектуальной свободе, единственное надежное средство обеспечить мир и прогресс человечества.