Из кого же состояли эти преобразователи? Ну, прежде всего из вторых секретарей, вторых лиц прежней номенклатуры, – они теперь становились первыми. Более образованные из них вышли вперед. Во власть была рекрутирована и часть демократов, позже – и некоторые представители бизнес-элиты. К началу девяностых годов политическое и экономическое руководство страны все же на три четверти состояло из тех, кто занимал номенклатурные должности и до перестройки. Похоже, многие из них интересовались более своим продвижением наверх или сохранением наверху, чем собственно реформами; но поскольку именно потребность в реформах позволила им сделать карьеру, приходилось всячески подчеркивать свой интерес к ним.
Потом начался передел государственной собственности, который в верхах вызвал войну всех против всех, и туг последний интерес к реформам был окончательно потерян. Началась спонтанная трансформация общества, очень слабо регулируемая.
Прошло десять лет. Насколько мы сегодня ближе к тем целям, ради которых все начиналось?
В экономике мы получили спад вместо расцвета. Отставание от Запада резко усилилось: если в 1990 году внутренний валовой продукт на душу населения у нас составлял 59 процентов того же показателя в странах Европейского союза, то в 1999 – 29 процентов. Демократические процедуры действительно внедряются, но разрыв между властью и людьми увеличился, а не сократился. Уровень жизни людей падает; зарплата у нас на один доллар произведенной продукции в три раза ниже, чем в США, средняя зарплата в пять-семь раз ниже пособия по безработице во многих странах. Резкая поляризация доходов населения: 20 процентов богатых семей в семь-девять раз богаче 20 процентов наиболее бедных – такое встречается лишь в отсталых странах Африки.
Пространство социальной стратификации, в котором прежде социальные группы складывались на разных основаниях, – образование, профессия и так далее теперь сузилось до одного-единственного критерия: богатства. На Западе другие дифференцирующие признаки обозначаются все яснее, у нас – наоборот. Сегодня большинство убеждено: на стартс надо иметь богатство и связи, и тогда все у вас будет хорошо; образование значит намного меньше, а о добросовестности нечего и говорить. Следовательно, мотивации к добросовестному производительному труду как не было, так и нет…
Так что, никаких завоеваний за последние десять лет?
Это не так. Главное – скончалось тоталитарное государство. Люди перестали бояться, избавились от двоемыслия, могут свободно обсуждать что угодно, критиковать кого угодно. Это трудно переоценить. Это – залог дальнейшего развития России.
Пока население особо ценит свободы вполне определенные: освобождение от товарного дефицита; свободу торговли; возможность покупать и продавать жилье; право работать в трех местах или не работать вообще. Но туг же люди вспоминают и то, что они утратили: право своевременно получать зарплату, бесплатно лечиться и так далее… 70 процентов опрошенных считают, что потеряли больше, чем приобрели.
Сейчас мы находимся на этапе задержки реформ. Это не нейтральное обстоятельство: длительная анемия ведет к криминализации общества, поскольку все недоделано, включая и судебные реформы.
Появился ли за десять лет субъект, способный продолжать преобразования?
Правящая элита сможет выработать стратегию дальнейших реформ и организовать их осуществление лишь в том случае, если будет хорошо знать Россию, обладать профессиональным управленческим опытом, руководствоваться национальными (а не личными) интересами и быть достаточно единой в их понимании. Механизм формирования элиты в последние годы стал более современным и демократичным, у центральной власти появились мощные соперники – все более самостоятельные экономические и региональные элиты. Сложилась кланово-олигархическая модель правящего слоя, и российское государство оказалось в значительной мере «приватизированным» частными политико-финансовыми корпорациями, которые поглощены борьбой друг с другом за решающее влияние на власть и меньше всего думают о судьбах общества. Только в самое последнее время стала проявляться тенденция к объединению элит, заинтересованных в том, чтобы придать полную легитимность итогам распределения собственности, добиться преемственности власти, укрепить и повысить роль государства, которое одно только и может это обеспечить.