Знамя на холме - страница 5
— Тебе на месте, конечно, виднее, — заговорил он. — И план у тебя составлен по всем правилам… Я б его в академии подписал. Пятерку бы даже поставил… с минусом за отсутствие маневра.
— Дайте мне танки, — сказал Богданов.
— Что можно было, я дал. А танков у нас еще нехватка. Ты и сам знаешь… Да мало ли чего недостает нам на седьмом месяце войны! Я вот поругал тебя за то, что ужинаешь плохо. Думаешь, позабыл уже, что в боевой обстановке можно и на сухарях прожить? Нет, не позабыл, да не об этом речь… У хорошего солдата и окоп отрыт со вкусом, и на ночлег он устроится с удобствами, и картошку на угольках испечет так, что позавидуешь. Он умеет жить на войне — в этом вся суть. На марше он не сотрет ног, не обморозится; в бою по звуку определит калибр пулемета. С таким солдатом ничего не страшно…
Генерал сдвинул очки на лоб и, закрыв глаза, долго растирал пальцами веки. Богданов, скрывая нетерпение, ждал, когда командующий прикажет устроить себя на ночь.
— Опыта у нас еще маловато, — снова заговорил он, — опыта современной войны. Потому и не умеем иной раз использовать наличные средства так, как того требуют изменившиеся обстоятельства. Трудное дело — научиться ясно и трезво смотреть на вещи в бою… Твой начальник штаба утверждает, что у вас сужены возможности маневра. И по всем правилам выходит — их у вас нет. Ну, а, по совести, я не уверен в этом. Полководцы, которых бил Наполеон, жаловались, что он бил их не по правилам. И немцы будут говорить скоро, что мы их бьем не по правилам — наступаем в такое время, когда никто не наступал, атакуем там, где пройти нельзя… Правила, конечно, следует усвоить твердо. Но применять их надо умеючи, по здравому разумению.
— Понятно, товарищ генерал-лейтенант, — сказал Богданов. Он думал о том, будет ли удобно с его стороны напомнить командиру о приготовленной постели. То, что услышал полковник, не пробудило в нем живого отклика, как будто не имело к нему, Богданову, непосредственного отношения.
— По здравому разумению, — повторил генерал. — Чаек еще остался? Налей-ка мне… Сам по ночам мало сплю и другим не даю.
Богданов вежливо промолчал, подавая кружку.
— Карта Советского Союза у тебя есть? — неожиданно спросил командующий.
— У меня только штабные, моего участка, — ответил Богданов удивившись. — В подиве, кажется, есть… Разрешите послать?
— Не надо. У меня своя, — сказал командарм.
Он положил на стол планшет и достал оттуда сложенную вчетверо карту. Осторожно, чтобы не порвать на сгибах, развернул ее.
— Маленькая, а все обозначено, — пояснил генерал. — Выдрал из учебника по географии.
Синим карандашом на карте была начерчена линия фронта. Начинаясь возле Мурманска, она спускалась к Ленинграду, подходила к Москве, шла дальше на юг и упиралась в Черное море.
— Видишь, что делается? — сказал командующий.
— Да, — промолвил Богданов.
Оба замолчали, думая об одном и том же: о русских землях, лежащих на запад от синей черты.
— Что делается! Что делается! — с силой проговорил командарм.
Взглянув на его лицо, крупное, большеносое, Богданов удивился происшедшей перемене — таким расстроенным оно показалось. Оно не было теперь ни холодно-внимательным, ни насмешливым, ни хитроватым, каким его видели и запомнили многие люди Оно как будто постарело в несколько секунд. И морщины на огрубевшей коже придали ему то выражение безутешности, какое бывает у опечаленных детей.
— Придется еще повоевать, — сказал Богданов.
— Придется, — повторил командующий.
Штриховкой на карте были отмечены районы, уже очищенные от врагов, и оба военачальника мысленно сравнивали их величину с территорией, которую предстояло освободить. Подобно тысячам советских людей в этот год, они прикидывали, таким — образом, сроки победы.
— Читал сегодня сводку? Дай-ка карандаш, — сказал командарм.
Огонь в лампе вдруг вспыхнул, вытянулся струйкой копоти и снова упал. Пошевелился на кушетке адъютант, и тонко заскрипела под ним пружина. Командующий молча тщательно наносил на карту изменения в линии фронта.
— Нам итти не близко, до Берлина, — негромко сказал он, окончив работу.
— Ну да, — ответил Богданов.
