Знаменитый сыщик Калле Блюмквист играет - страница 39
– Мы должны, должны выйти! – кричит вне себя Андерс. – Я больше не могу! – Он поднимает большой камень. Калле помогает ему. – …три, четыре! – командует Андерс.
Удар! Дерево трещит. Ещё разок!
– Вот увидишь, Калле, мы пробьёмся! – Андерс чуть не плачет.
В последний раз, изо всех сил… Трах! Щепки летят во все стороны. Отбросить мусор с пути легко. Андерс высовывает голову в отверстие и радостно вопит. Лестница ведёт на первый этаж развалин!
– Калле, Ева-Лотта, за мной! – зовёт он.
И вот уже все трое стоят и, как на чудо, смотрят на свет, на солнце…
Ева-Лотта бросается к окну. Там, внизу, раскинулся городок. Видно речку, водонапорную башню, церковь. А вон, вдали, красная крыша булочной. Тут Ева-Лотта припадает к стене и не сдерживаясь громко плачет.
«Ох и чудны́е эти девчонки, – переглядываются Калле и Андерс. – В подземелье так она не ревела, а теперь, когда уже всё позади, брызжет, что твой фонтан».
К этому времени Алые розы уже просмотрели все журналы и досыта наигрались в пинг-понг. К тому же в Прериях скоро должен начаться футбольный матч.
– Да ну их, надоело ждать! – говорит Сикстен. – Они, наверное, в Америку эмигрировали.
Пошли!
Все трое съезжают по верёвке и переправляются через речку по мостику Евы-Лотты. Дяде Эйнару наконец представляется возможность, которой он так долго ждал.
В двухстах метрах от булочной стоит на улице чёрный блестящий «вольво». В нём сидят двое мужчин, нетерпеливые и раздражённые. Они долго сидели на жаре. Часы ползли, и через равные промежутки времени появлялся их старый друг Эйнар и рапортовал:
– Щенки всё ещё там! Что же я, по-вашему, должен делать? Не могу же я свернуть им шеи, как бы мне этого ни хотелось!
Но вот наконец появляется дядя Эйнар. Он почти бежит и что-то несёт под пиджаком.
– Всё в порядке, – шепчет он и прыгает в машину.
Кривоносый даёт полный газ, и «вольво» мчится к северной окраине города.
Трое в машине думают лишь об одном: как можно поскорее покинуть городок. Их взгляд устремлён вперёд, они видят только дорогу, которая приведёт их к богатству и вольной жизни. Если бы они хоть раз глянули, то, может, заметили бы троих ребят – Андерса, Калле и Еву-Лотту, которые, вынырнув из-за угла, с ужасом и растерянностью глядели вслед быстро удаляющемуся врагу.
16
– Скверный мальчишка, где ты пропадал? – напал на Калле бакалейщик Блюмквист. – И что ты такое натворил? Опять окно разбил?
Тысячу раз выходил бакалейщик на крыльцо, высматривая своё чадо. Наконец он увидел его на перекрёстке вместе с Андерсом и Евой-Лоттой, выскочил на улицу и крепко взял Калле за руку.
– Папочка, пусти! – крикнул Калле. – Мне сейчас же нужно в полицию.
– Знаю. Полиция уже у нас в саду и дожидается тебя. Это тебе даром не пройдёт!
Почему полиция его дожидалась, Калле понять не мог. Но достаточно было и того, что она его дожидалась. Калле побежал в сад, как никогда прежде не бегал. Андерс и Ева-Лотта едва поспевали за ним.
На зелёной перекладине качелей сидел Бьёрк, дай бог ему здоровья, а с ним – два других полицейских.
– Арестуйте их, арестуйте! – дико закричал Калле. – Скорее, скорее!
Бьёрк и двое других вскочили.
– Где? Кого?
– Воров! – Калле был так взволнован, что едва мог говорить. – Они только что уехали на машине. Ой, скорее же!
Ему не пришлось повторять дважды. На глазах у ошеломлённого бакалейщика Калле и его друзей усадили в полицейскую машину и увезли под охраной троих полисменов. Он схватился за голову. Сын попал под арест, и в такие юные годы, какой кошмар! Одно лишь утешало Блюмквиста-старшего: булочникова девчонка, видать, ничуть не лучше, да и сапожника парень под стать!
Полицейская машина мчалась на север с такой быстротой, что благонравные горожане только осуждающе вздыхали, качая головами. Калле, Андерс и Ева-Лотта сидели на заднем сиденье вместе с комиссаром Стенбергом. На поворотах их швыряло то в одну сторону, то в другую. Ева-Лотта удивлялась сама себе: сколько пережить в один день и даже не упасть в обморок! Калле и Андерс трещали наперебой, пока комиссар не сказал, что предпочёл бы слушать их по очереди. Калле неистово жестикулировал и орал не своим голосом:
