— Может, он какой–нибудь бывший чемпион был. А конь не настоящий, а пони. Писатели всегда чего–нибудь преувеличивают.
— Классики не искажают фактов.
— Но он же слепой был, как же он это увидел?
— Он ослеп потом и в зрелом возрасте пользовался старым материалом действительности, который запомнил, когда был зрячим.
— Витька! — расхохоталась Пеночкина. — Ты прямо вроде патефона, по голосу с этим лектором одинаковый.
Зайцев обиделся и смолк.
Марченко произнес задумчиво:
— Конечно, выучиться вежливости и стать вроде Шпаковского можно. Но разве только с этим в коммунизм принимать будут?
— А ты какой показатель считаешь главным? — поинтересовалась Капа.
— Геройство, — угрюмо объявил Марченко.
— А умереть вовсе не страшно, если это для других надо, — заявила Пеночкина.
— Нет, страшно, — сказала Изольда.
Зайцев испугался за Безуглову и, чтобы пресечь разговор на эту тему, сказал:
— Для меня самый главный показатель — это готовность человека целиком отдать себя служению родине!
— Ты, Витька, всегда так говоришь, будто ты один за Советскую власть! — сердито упрекнул Марченко.
— А мне нравится, когда люди говорят возвышенно, — заступилась Подгорная. — И нечего нам стесняться возвышенного.
— Я считаю, Виктор прав, — вмешалась Изольда. — Каждый должен гореть на работе, все равно как первый спутник, который сгорел на работе для всего человечества.
— Красиво выражаешься, — подзадорил Марченко. — Вроде Виктора.
— Красиво сказать легче, — тихо произнесла Изольда, — просто говорить — самое трудное.
— А отчего у тебя всегда глаза такие душераздирающие?
— Не знаю.
— Вот! — задорно объявил Марченко. — Смотрю я на тебя и на Капитолину и не знаю, в какую из вас в первую очередь надо влюбиться.
— Можешь с Зайцевым посоветоваться: он среди нас самый умный!
— Ну, пошел молоть! — рассердился тот.
— А я сейчас одну тайну выдам, — пригрозил Марченко. — Видел тебя с букетом, а потом гляжу, этот же букет у Капочки с Зиночкой. Стоит он в тухлой воде, весь сгнивший, поскольку хозяйки находились в командировке. Но главная загвоздка — их две, а букет один. А ты человек целеустремленный, кому же букет предназначался персонально?
Капа возмутилась:
— Ну что ты пристал к Виктору!
— Ага, попалась! — торжествующе воскликнул Марченко и спросил Зину: — А ты чего так хохочешь? Ничего тут смешного нет.
— Я смеюсь не потому, что мне весело, — призналась печально Зиночка, — а потому, что ужасно нервная. На все стала реагировать только смехом.
Изольда сняла платок с головы. На ворох ее сверкающих волос стали падать влажные хлопья снега.
— Надень, простудишься, — сказал ей Марченко.
Она обернулась.
— Ты зачем сказал, когда мы сюда шли, что идешь по моим теплым следам, и нарочно плелся сзади, чтобы наступать на них, и говорил, что от этого тебе становится теплее?
— Ну, просто так, — смутился Марченко. — Чтобы веселее было идти.
Изольда произнесла спокойно:
— А я думала, что ты специально для меня придумал так хорошо сказать. А ты, оказывается, просто остроумный товарищ.
Марченко конфузливо замигал и оглянулся на Капу. Она отвернулась.
Прошли березовую рощу, полную белого свечения. Бледные стволы деревьев сверкали в сумерках.
Зина взяла под руку Капу и шла зажмурившись, спотыкаясь.
— Ты что на мне так повисла? — спросила Капа.
— Устала я, — пожаловалась Зина, — так устала, что, пожалуй, зубы не буду на ночь чистить, сразу спать лягу.
Потом долго шли по размозженной трактором проселочной дороге, и окаймлявшие ее столетние корявые дубы сердито рычали на ветер. Черномазые вороны взлетали со скрюченных ветвей.
Снег падал нехотя, осторожно на грязную, мокрую землю. Марченко похвастал:
— Глядите, как у меня на лице снег сразу тает, словно на печке!
— Верно! — изумилась Зиночка и потрогала его лоб. — Да ты же страшно горячий! — воскликнула она.
Марченко оглянулся на Капу.
— Пошел простуженный, а теперь еще жар поддал. Вы, чудаки, зябнете, а мне тепло, даже распахнуться охота.
Зина ухватила его за руки:
— Не смей!
— Ступай сейчас же в медпункт! — приказала Капа.
Зайцев предложил:
— Я тебя провожу.
— А как же лекция? — сказал Марченко. — Ведь учили быть вежливым! Девушек оставлять не положено. Надо проводить до помещения. — И лихо сдвинул кепку на затылок.
