В центре города виднелся огромных размеров дворец, покрытый до блеска отполированными кварцитовыми плитами. Дворец имел приземистую пирамидальную форму, и по двум сторонам этой пирамиды шли ступени, до самой верхней площадки.
Туда и направила Анат свой виман.
На площадке по краям поднимались струйки разноцветного дыма -- тем самым хозяин дворца давал понять, что рад гостям и ждёт их. А по периметру стоял гвардейский караул, сверкая доспехами. Войны были коленопреклоненными, а простые встречающие слуги, лежали ниц, как разноцветные семечки на столе.
-- Ты думаешь, он согласиться? -- спросила сидящая в кресле пассажира Шаба.
-- Если не согласится он, то больше не согласится никто, -- твёрдо сказала Анат, -- а с Бараном, я связываться не хочу, да и палка это, о двух концах.
Шаба слегка покачнулась в кресле -- диск вимана прошёл по параболе над верхней площадкой дворца, и начал снижение...
-- Да, моя госпожа, этот мир катится в бездну безумия, и с каждым днём, ему всё хуже и хуже...
Голос был слегка певучий и высокий.
Ласковый тёплый ветер, немного влажный, пахнущей свежестью моря, колыхал края скатерти, свободные части одежд, и пряди волос.
На просторной веранде, голубого мрамора, стоял длинный стол, накрытый самыми разнообразными лакомствами: от замоченного в овечьем молоке филе прозрачной рыбы, до фруктовой пасты с ликийским орехом.
Слуг уже не было. У мраморного бортика, украшенного инкрустацией из ярко-синего базальтина, стояло трое: средних лет, лысоватый мужчина, с пышными бакенбардами, и мясистым раздвоенным подбородком и две красивых высоких и стройных девушки, одна блондинка, а вторая брюнетка. Обе они, в противоречие с дворцовым этикетом, были одеты в чёрные силовые доспехи, и увешены оружием. Разве что стройные ноги, выше колена (ниже были высокие поножи), до середины бёдер, контрастировали с угловатыми формами доспехов, не совсем по-человечески, прекрасных женщин.
На мужчине же была пурпурная тога, рост он имел достаточно высокий, около двух с половиной метров (почти такой же, как у девушек), лысину украшал золотой лавровый венок, богато инкрустированный драгоценными камнями, а в руке держал чашу с вином, сделанную в виде перевёрнутой птичьей головы.
-- Честно говоря, мне чихать на этот мир, вместе, со всеми тут собравшимися придурками, -- ответила Анат, -- Мут должен ответить за содеянное! Убив Баала, он только ослабил нас всех. Он идиот -- он даже этого не понимает!
-- Госпожа, я Вас умоляю, -- развёл руками, -- что Вы хотите, чтоб я объявил войну Муту? Да мне хватает войск, только чтоб охранять эту башню...
-- Твоя башня, грозное оружие, даже Баран на тебя не осмелился напасть, -- Шаба скептически ухмыльнулась.
-- Да, конечно, -- пожал плечами, -- всё это великолепие (он кивнул за ограду веранды), естественно, нужно как следует охранять! И народ меня за это уважает, а я уважаю народ -- поэтому живёт хорошо, и ни с кем не сорится...
-- Но Баал твой друг, -- нахмурилась Анат.
-- Боже, как с Баалом нехорошо получилось... -- всплеснул руками.
-- Точнее, его убили, -- подсказала Анат.
-- Ой, -- покачал головой царь, -- жестокий век, жестокие сердца... А что я могу сделать? Таких, как Баал, сейчас уже почти нет, и скоро совсем не будет! Он умён, он светел, ну... не предсказуем, конечно -- многие его не понимают... но...
-- Владыка! -- прервала его Анат, -- мы не собираемся объявлять войну Муту, мы просто его убьем, и заберём останки моего мужа и брата, а ты нам нужен, так как, я подозреваю, что в том месте, где мы окажемся, будет полным-полно Гибридонов, а кто, как не ты, умеешь их отключить? Ты же Великий Охотник, у тебя есть доспехи самого Адамаса, выкованные ещё Предвечными!
На лице царя на мгновение мелькнуло выражение досады -- видно он переживал внутреннюю борьбу, или же просто эти уговоры его раздражали -- но возразить Анат?... Однажды, узнав о заговоре против мужа, она отравила на пиру сто семьдесят человек, раз и навсегда избавившись от оппозиции. Да и вообще, военным делом она была весьма прославленна, но, там, где не срабатывала сила, Анат шла на хитрости, лесть, уговоры, и откровенный подкуп, следуя своему девизу, что "человек должен быть либо приятен, либо полезен, либо и то и другое вместе". А если Анат находила кого-то приятным или полезным -- судьба такого была уже предрешена.
