Конечно, аргументы такого рода всегда оставляют лазейку для сомнений: нет соответствующих сведений сегодня, но, может быть, они появятся завтра? И главные, самые весомые соображения, заставляющие преодолеть искус более или менее экстравагантных интерпретаций свиста Соловья, основаны все же на другом. На фактах, относящихся к сфере художественного мышления.
«Ищите аналоги!» Такую заповедь можно смело поставить рядом с требованием учета всех вариантов фольклорного произведения. При внешней пестроте фантастические образы и мотивы у разных народов обнаруживают высокую степень типологической повторяемости, сходства. Это вызвано повторяемостью жизненных ситуаций, общностью людской психологии и глубинных законов фантазирования. И зачастую ощущение необычности, странности образа, которое испытываешь, «уткнувшись» в этот образ при ею анализе, начинает рассеиваться по мере накопления широкого сравнительного материала.
Не буду останавливаться на аналогах природных эффектов свиста Соловья-разбойника, хотя в мировом фольклоре можно подобрать массу примеров того, как земля дрожит, море волнуется, деревья ломаются от крика богатыря, топота богатырского коня, звука выстрела из лука и т. п. В конце концов, соответствующая сторона деятельности Соловья не породила у нас недоуменных вопросов. Затронем лучше мотивы, по которым сомнения остались.
Есть ли, например, параллели к сотрясающему, разрушительному действию свиста на постройки? Сколько угодно. Один пример читатели могут назвать и без моей помощи — это библейский рассказ о падении стен Иерихона от звука труб и голосов осаждавших город (Книга Иисуса Навина, 6:4, 19). Но возьмите для сравнения хотя бы фразу из вьетнамского мифологического сказания: «В гонг ударят в доме Дам Зи — стропила обрушатся, бронзовый барабан загремит — столбы покосятся». Принципиально иная культура, даже «фактура» мотива другая, а представление о возможностях звука то же, что и в Библии, и в былине.
Однако более всего показательна, с моей точки зрения, повесть Джанни Родари «Джельсомино в Стране лжецов» — про мальчика, которого природа наделила голосом невероятной силы. Фантазируя на тему, аналогичную былинной, современный писатель во многом пришел к чрезвычайно схожим результатам.
Смущавший нас в былине акцент на сотрясающем действии звука присутствует и в фантазии современного сказочника, но уже с откровенной ссылкой на аналогичное действие бури. Для былины эту смысловую связь мы были вынуждены додумывать гипотетически.
А пагубное действие звука на людей? И по этой части в международных художественных параллелях нет недостатка. У меня нет здесь возможности рассматривать подробно эти произведения, останавливаться на фактах — каждый из них заслуживает отдельного разговора и, вероятно, особого исследования. Да и задача моя состоит в другом. Приведенная выше беглая и очень неполная сводка типологических параллелей к деяниям былинного чудовища сама по себе является важным аргументом. Второго Соловья-разбойника в мировой словесности нет, но принципиальные элементы, из которых слеплен этот образ, ей известны. Разумеется, это не делает автоматически ясной всю картину свиста Соловья-разбойника, но, по крайней мере, дает основание считать, что она восходит не к каким-то экстраординарным явлениям действительности (которые, надо думать, были бы локализованы в пространстве и времени), а родилась на почве неких вполне тривиальных жизненных обстоятельств, в результате типовых, многократно повторявшихся — у разных народов, в разные эпохи — ходов творческой мысли. Остается понять, как именно…
Предварительная, не снявшая всех вопросов гипотеза на сей счет набросана в предыдущей главе. Может быть, кто-то предложит лучшую?