Увы, мы так и не получили четкого и целостного представления о характере действия свиста Соловья-разбойника. Нужно только добавить: не имели его и сказители XVIII–XX веков, на чьи тексты мы опирались. Все-таки дистанция в полтысячелетия — не пустяк. Ушли в прошлое мифологические взгляды, обусловившие фантастику былины, забылись факты, в соотнесении с которыми только и можно понять ее историческое содержание… Многое в традиционном тексте исполнителям приходилось осмыслять заново, неизбежно что-то додумывая, вырабатывая подспудно своего рода «художественную гипотезу» о тех давних эпических событиях. В результате, например, не только у нас, но и у сказителей родились альтернативные объяснения смерти и падения людей от свиста, причем одно из них (оглушение) явно неадекватно исконному пониманию этих мотивов, а адекватность другого (испуг) мы сами подтвердили лишь предположительно.
Согласно нашей реконструкции замысла былины свист Соловья-разбойника действовал на природу и строения как сильный ветер, а на живых существ влиял скорее психологически. Но только в первой своей части, касающейся природных эффектов, эта гипотеза выглядит достаточно бесспорной. Описания действия свиста на постройки имеют такой сильный перекос в сторону эффектов сотрясения, что вся картина последствий свиста обнаруживает странную близость к «взрывной» модели, а это абсурд и с точки зрения исторических условий, в которых создавалась былина (какие взрывы в Древней Руси?), и с точки зрения наших знаний о натуре Соловья. Сомнения же по поводу интерпретации «человеческих» эффектов свиста высказаны только что, и нет нужды их повторять.
Словом, до полной ясности далековато. Это дает нам право обратиться еще к одному варианту интерпретации соловьиного оружия, каковой я до сей поры придерживал из-за его откровенной неординарности. Существует ведь на самом деле звук, который и разрушает и убивает, но при этом не оглушает. Правда, его возможности стали широко известны только в наши дни.
Инцидент, приключившийся несколько лет назад на Королевских скачках в Лондоне, заставил говорить о себе британскую и мировую прессу. Жокей, который мчался к финишу первым, вдруг почувствовал мощный звуковой импульс, пришедший, как ему показалось, со стороны трибуны. В тот же миг лошадь под ним резко дернулась, и всадник очутился на земле. Победа была упущена.
Следствие довольно быстро нашло виновника, а с ним — и орудие преступления. Это было ультразвуковое ружье, мастерски вмонтированное… в обыкновенный бинокль. Оно обладало поражающим действием на расстоянии до 15 метров. С помощью чудо-оружия преступник и те, кто за ним стоял, намеревались «выбивать» фаворитов скачек ради получения выигрышей на тотализаторе.
Параллель между случившимся на ипподроме и былинным эпизодом настолько ярка, что не требует комментариев.
Итак, оружием Соловья-разбойника мог быть ультразвук? В исследовательской литературе этот вопрос еще не поднимался. Между тем идея не нова. Только прозвучала она там, куда историки и фольклористы заглядывают редко — в научной фантастике.
Повесть А. П. Казанцева «Внуки Марса», вышедшая в начале шестидесятых, описывала ситуацию, которая по тем временам казалась правдоподобной. Космонавты высадились на поверхность Венеры, а условия здесь — как на нашей планете миллионы лет назад: исполинские папоротники, гигантские ящеры… Сами герои — командир экспедиции Илья Богатырев, инженер Добров и биолог Алеша — своими именами подчеркнуто напоминают былинную троицу. Естественно, что и сразиться им пришлось с противником под стать былинному… Это — ящер, который своим свистом парализовал жертвы. Илья Богатырев не только окрестил чудовище Соловьем-разбойником, но и победил его, вовремя вспомнив эпический способ, — выстрелом в глаз. А инженеру Доброву не составило труда разгадать секрет оружия венерианского Соловья: «Это был ультразвук».
Не будем смущаться формой подачи идеи. В конце концов, мысль сама по себе разумна. Сходство результатов свиста Соловья-разбойника с проявлениями ультразвука — ив еще большей степени, добавлю от себя, инфразвука — достаточно очевидно, чтобы стать предметом серьезного обсуждения.
