Я могу добавить, хотя это произошло и не со мной, что жена нового владельца дома неоднократно видела кота в доме или оранжерее. Прежде чем я узнала что-либо об этих случаях, происшедшее ее весьма обеспокоило. Она навела справки и узнала, что в близлежащих домах нет кота, подходящего под ее описание.
Когда в разговоре с ней я однажды упомянула, что у нас с мужем был кот, она немедленно спросила меня, каким он был, так как она одного видела у дома. Я попросила описать мне его, и она точно описала нашего дорогого кота. Позднее я показала ей фотографии кота, и она сразу узнала его; ее муж отнесся к этому скептически, так как он ничего не видел. Однако спустя некоторое время у них гостил друг (к этому времени у них появился рыжий котенок), который как-то совершенно случайно отметил, что у них два кота. Ему сказали, что нет, у них только один кот, и почему он решает, что их два? Он ответил, что видел очень большою черноватого кота, сидящего внутри оранжереи (как раз там, где обычно наш кот просиживал часами, следя за дорогой), а когда кто-то спросил, касался ли он кота, он ответил, что кот выглядел так, как будто он не хотел, чтобы до него дотрагивались, во что я весьма верю, так как ни с кем, кроме мужа и меня, наш кот не считался» (от г-жи К., Торквей).
«Наш старый дом был с двух сторон окружен большой стеной. Она была слишком высокой, чтобы наши кошки могли легко прыгать, поэтому мы с отцом сложили из декоративных кирпичей подставку высотой в половину стены на расстоянии двух футов от нее. Два верхних кирпича, установленных поперек, лежали свободно стык в стык и издавали легко различимый щелчок, когда кошки приземлялись на них.
Кошкам очень нравилось это сооружение, особенно нашему собственному коту Льюису и его другу Рыжему. Рыжий — очень добрый и милый кот — был большим нашим любимцем. Если с ним заговаривали, кот отвечал чрезвычайно коротким горловым звуком, в котором вместе соединялось мяуканье и мурлыканье.
Как-то после обеда я увидала, как Льюис, прижавшись к подоконнику, пристально смотрит на стену за окном, по-видимому, он был возбужден тем, что видел и слышал. Я выглянула в окно, но стена была пуста, и в саду рядом с ней никого. Я сказала: „Глупый, там ничего нет. Не выдумывай!“ Но он не обратил на меня никакого внимания, я даже сомневаюсь, слышал ли, настолько его захватило наблюдение.
Очень заинтересованная, я вышла на улицу, чтобы посмотреть поближе. По-прежнему никого, но на тот случай, если за углом дома был бродячий кот, я позвала: „Иди сюда, не бойся“. В ответ я немедленно услышала жалостливый голос Рыжего и почти одновременно щелчок верхних кирпичей у земли. Крайне удивленная, я повернулась лицом к подставке, которая находилась в шести футах справа от меня. Но никакого кота там не было, конечно, не было и Рыжего. Но как он мог быть там, если неожиданно умер неделю назад!
Может быть, он вернулся попрощаться со своими друзьями, которых так неожиданно покинул? К своему стыду, я на какое-то время испугалась, а затем, переполненная состраданием к этому чудесному маленькому существу, нагнулась, вытянув руки, и сказала: „Прощай, Рыжий. Спасибо, что пришел проведать нас“. В этот момент, могу поклясться, воздух вокруг моих ног не был пустым; было шевеление, движение, которое я почувствовала и которое неожиданно пропало.
Взглянув на окно, я увидела, что Льюис собирается спрыгнуть с подоконника в комнату, а когда я вернулась в дом, он встретил меня у двери. Он беспокойно поглядывал вокруг себя, нюхал воздух, проявляя нетерпение. Он вопросительно поглядел на меня, как бы говоря: „Теперь он ушел, дружище. Но он все же приходил, не так ли?“ С тех пор прошло четырнадцать лет, а я все храню память о Рыжем» (от мисс Иви Джонс. Манчестер).
«Во время войны и несколько лет после я работала на конюшне для породистых лошадей. А жили мы в доме, построенном в XVI веке, и, когда тушили свет, он становился обителью полтергейста, который проходил вытворять свои злобные штучки. Но у него была особенность: он готов был Проделывать свои трюки лишь тогда, когда я была в доме одна.
