Есть еще один существенный довод в пользу теории влияния тантристской мандалы на китайские космогонические схемы. Дело в том, что большинство буддийских миссионеров, направляясь из Индии в Китай, обычно шли через Туркестан и Центральную Азию, в то время как другой путь — напрямую через Гималаи, был практически непроходим. Но ведь именно в Туркестане, как гласит большинство версий, и располагается Шамбала! Значит ли это, что схема мандалы действительно была принесена из Шамбалы в Китай вместе с буддийскими миссионерами?
Увы, контраргументов здесь намного больше, чем доводов в пользу такого типа возникновения магической схемы. Во-первых, вероятнее всего в Китае эта схема стала использоваться активно лишь в эпоху Хань, т. е. во II веке до н. э. — II веке н. э. Во-вторых, даже если допустить заимствование схемы китайского «Пресветлого престола» из Индии, Туркестана и даже Гималаев (скорее всего, так и было), то вряд ли это возможно для цивилизации древних инков. Не забудем, что в 3–2 тысячелетиях до н. э. инки стояли по уровню своих знаний значительно выше Китая и всех областей Туркестана.
Что-то не согласуется в этой удивительной гармонии схем, прообразом которых является якобы мандала Калачакры из Шамбалы.
Попробуем порассуждать, исходя из самого простого. Итак, всякая схема, изображение, воспроизведение во внешнем мире уже присутствуют в нашем сознании до своего «появления на свет». Мы выражаем лишь то, что заложено в нас, что опирается на какой-то внутренний опыт, переживание. Мысль эта граничит с трюизмом, но посмотрим, куда она нас приведет. Если в трех регионах земного шара независимо (?) друг от друга возникает единая схема мандалы, которой приписывается общий мироустроительный и космогонический смысл, значит, три народа, «изобретшие» эту схему, опирались на единый опыт внутреннего переживания. Они располагают единым (или общим) знанием о тайнах космогенеза и о месте человека в нем. Возможно, на каком-то этапе развития могли пересечься пути, скажем, китайцев и жителей Центральной Америки? А может быть, они действительно черпали свои знания из единого истока, например Шамбалы? Последнее предположение, конечно, заманчивее.
Первое — реальнее отражает сам процесс распространения схожих между собой мистических знаний у разных народов мира.
Антропологи уже давно подметили схожесть антропологического типа древних китайцев и жителей Центральной Америки. В конце 20-х годов американский исследователь Д.Блэк провел кропотливые замеры десятков черепов в двух китайских провинциях Ганьсу и Хэнань. Измерения проводились по десяткам довольно сложных параметров — объем мозга, лицевой угол, угол носовых костей, длина основания лица и многое другое.
В результате всех этих, казалось бы весьма утомительных и требующих чрезвычайно много времени, исследований явственно проступил тот факт, о котором лишь визуально и «не по-научному» судили многие исследователи. На территории современной провинции Ганьсу жили в эпоху неолита люди с ярко выраженными «американоидными» чертами лица. Более того, в конце 40-х гг. российский ученый Г. Ф. Дебец заметил, что предки сибирских монголоидов «несомненно, должны были обладать „американоидными чертами“».
Даже неспециалисту сразу бросится в глаза схожесть лиц на древних ритуальных масках Китая, выполненных обычно из бронзы, и Центральной Америки — повышенное переносье на узком носе, немного выступающие скулы, сильно скошенный подбородок. Интересно, что в основном в Китае, в частности в долине реки Хуанхэ, встречается другой антропологический тип, более привычный нам в западных представлениях о жителях этой страны — с широким носом, большими скулами и т. д.
Были и серьезные различия в языках между китайскими «американоидами» и теми, кто жил на среднекитайской равнине. Предполагают, что жители провинции Ганьсу с «американоидными» чертами, так же как и схожие с ними континентальные монголоиды Центральной Азии и Юго-Восточной Сибири, говорили на палеоазиатских языках, а вот жители бассейна реки Хуанхэ (более «привычные» нам китайцы) говорили на других языках, принадлежащих к китайско-тибетской языковой семье.
