Марч взял бокал, не сознавая, зачем он это делает. Саймон поискал глазами Хоппи; мистер Униатц уже позаботился о том, чтобы удовлетворить свой непритязательный вкус. Он пил виски прямо из бутылки, и его кадык ходил как часовой маятник. Святой ухмыльнулся, опустил поднос на стол и взял бокал себе.
– Вы лучше поторапливайтесь, – сказал Марч. – Даю вам пять минут на весь рассказ, потом вызову полицию.
– Пяти минут вполне достаточно, – сказал Святой. – Я хочу поговорить с вами о кораблекрушении.
– Очень интересно, – вставила девушка.
Саймон улыбнулся ей и поднял свой бокал.
– Я тоже так думаю, златокудрая, – протянул он. – Мы должны с вами поладить. Во всяком случае, я пью за нас двоих.
– О чем бы вы ни захотели со мной говорить, меня это не интересует, – заметил Марч.
Святой нашел свободный стул и удобно устроился на нем, затем выпустил колечко дыма.
– Сейчас заинтересует, – сказал Святой, – потому что это интересует в первую очередь меня... Итак, вернемся к кораблекрушению. Не так давно недалеко от берега взорвался танкер, груженный нефтью. Я видел, как это произошло. Взрыв был весьма впечатляющим. Когда закончился пожар, я увидел кое-что еще. Я увидел огни судна, поспешно покидавшего место крушения. Оно продолжало свой путь, как будто ничего не произошло.
Марч подавил зевоту и произнес:
– Мне нравится нахальство, позволившее вам пробраться на мою яхту, для того чтобы рассказать эту историю.
– Я рассказал вам ее затем, – продолжал Святой, – чтобы выяснить, не было ли это ваше судно.
Хорошо модулированный голос прервал транслировавшуюся по радио музыку словами: «Прослушайте последнюю сводку, касающуюся танкера „Селина“, взорвавшегося два часа назад недалеко от Майами-Бич. Пока не удалось обнаружить ни одного спасшегося члена экипажа; есть опасения, что весь экипаж погиб. Причина катастрофы еще не установлена: взрыв произошел так внезапно, что не было никакой возможности спустить спасательные шлюпки. Береговая охрана продолжает поиски... Теперь мы возвращаемся к...»
– Впервые об этом слышу, – сказал Марч. – Мы действительно были в море, совершали вечернюю прогулку, но я не видел никакого взрыва. Я слышал лишь нечто вроде отдаленных раскатов грома, но не придал этому значения.
Саймон вдруг вскочил и схватил с подноса салфетку.
– Ужасно, златокудрая, – пробормотал он. – Но я надеюсь, что на вашем платье не останется пятен. Позвольте мне налить вам другой бокал. – Он подал ей бокал шампанского и продолжал, не глядя на Марча: – Естественно, если бы вы знали о том, что случилось, вы не уплыли бы. Вы развернулись бы и поспешили на помощь пострадавшим.
– Что вы хотите сказать? – прорычал Марч.
– А то, что вы лжете, черт бы вас побрал, – ответил Святой.
Марч вспыхнул:
– На каком основании вы...
– Я думаю, – продолжал Саймон тем же спокойным и невозмутимым тоном, – что вы совершали прогулку по морю с целью удостовериться в том, что танкер действительно взорвался, и, когда вы в этом убедились, развернулись и поплыли к берегу.
Саймон видел, что Марч насторожился, словно хищник. Саймон знал, что в его распоряжении всего лишь несколько секунд, но он надеялся, что этого достаточно, чтобы понять по реакции Марча, в правильном ли направлении идет фантастический ход его мыслей. Однако взгляд Марча ничего не выражал – в нем можно было прочесть десятки самых разных и противоречивых мыслей.
Вдруг выражение лица Марча резко изменилось, и Саймон услышал у себя за спиной отвратительный голос Хоппи Униатца:
– Эй, босс. Я не виноват. Он сам на меня набросился.
Святой вздохнул:
– Знаю, Хоппи. Я слышал, как он пришел.
Саймон не спеша оглянулся и посмотрел на вновь пришедшего. Это был не второй стюард или матрос. На рукаве его белого кителя были нашивки капитана. Это был мужчина среднего роста, широкоплечий и крепкого телосложения, его квадратный, слегка выдающийся вперед подбородок составлял как бы единое целое с округлыми линиями его плеч. По обе стороны его рта от ничем не примечательного носа бежали вниз две одинаковые, по форме напоминающие скобки глубокие бороздки. Из-под козырька фуражки смотрели подобные морской гальке глаза с тяжелыми веками. В руке он держал пистолет тридцать восьмого калибра – держал так, как держит человек, умеющий хорошо с ним обращаться.