— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Оксана. — Сейчас, погоди… — Она взяла с туалетного столика салфетку, промокнула блестящий от жирного крема лоб, сняла полоску, растрепала рукой волосы. — Иди сюда, сядь поближе.
Денис сел рядом с ней на кровать, Оксана взяла его руку в свои.
— Да, Денис, мы абсолютно свободны. Но я тебе ни разу за это время не изменила и изменять не буду, потому что у меня нет сексуальных проблем. Мне хорошо с тобой, и… мне этого вполне достаточно. А у тебя, вероятно, есть какие-то проблемы — решаемые, нерешаемые… — Она заметила его вопросительный взгляд. — Не хочу знать — какие. Думаю даже, что это не твои лично проблемы, а просто несовершенство мужской природы. Но к любви нашей это не имеет никакого отношения. И к твоим, Денис, чувствам ко мне. Поверь мне и перестань волноваться. Потому что я — твоя жена и меня ты любишь по-настоящему. Я в это верю. Только в этом твое спасение, наше спасение. Мы едины перед Иисусом и в вечности.
— Оксан, а без Иисуса нельзя? — попробовал улыбнуться Денис. — Ну при чем тут он?..
— Нельзя, — строго сказала Оксана. — Я теперь понимаю то, что раньше было сокрыто от меня. Знаешь, когда я первый раз решила пойти и попробовать покаяться в церкви? Я хотела рассказать, что просыпаюсь ночью и думаю: как лучше тебя убить — задушить, отравить или бросить тебе фен в ванну. Понимаешь? Да, да! А утром я готовила тебе завтрак, как ни в чем не бывало… — Оксана крепче сжала его руку. — Когда ты стал приходить с радостными глазами, чуть позже, капельку, минут на сорок, и весь, от головы до пяток, был пропитан этими сорока минутами…
Денис смотрел на Оксану и не мог поверить. Она что-то знала про Алену? Или просто его проверяет: вот он сам сейчас все и расскажет…
— Я даже догадывалась, какая она — ярко-рыжая или смуглая брюнетка… В общем, какая-нибудь очень яркая… с сильно накрашенными губами… Липкая вишневая помада, плохо отстирывающаяся… и арбузные духи… — Оксана засмеялась. — Как мне хотелось иногда расколоть тебе голову, как арбуз, когда ты приходил от нее. Хрясть!..
Денис инстинктивно слегка отодвинулся от жены. Она притянула его обратно:
— Не беги, не беги… А ты говоришь «без Иисуса»… Теперь никак! Ты врал, а он помогал, ты убивал во мне все лучшее, а он терпеливо ждал, пока я приду и открою сама себе дверь… И это оказалось очень легко… Простить только было нелегко.
— Но… ты же простила, да, Оксанка? — Денис придвинулся еще ближе и взял жену за руку.
— Да, — легко, слишком легко, сказала она.
Денис вздохнул:
— Понятно. И?..
— Вот и выбирай теперь, Денис, пожалуйста, что тебе нужней.
— Я… я не хочу ничего выбирать, Оксанка. Я давно все выбрал.
Оксана кивнула:
— Правильно. Выбрал. И потом стал самостоятельно добавлять в нашу жизнь… измен, проблем… Что ты смотришь? Хочешь упрекнуть меня? Нет? И правильно. Я всегда любила только тебя. Ты знаешь.
— Я тоже.
— Вот и хорошо. Давай пока жить так. Если выбрал, то утвердись в своем выборе. Чтобы опять не побежать… Погуляй немножко… покрутись… Ты же не докрутился в юности. Это понятно. А там посмотрим.
— Но вообще-то это ненормальная жизнь, Оксан… — сказал Денис и почувствовал, как внутри противный тоненький голосок сказал: «И она мне нравится, такая жизнь…» — Патология, патологическая семья! Идиотская ситуация… — неуверенно продолжил Денис, заглушая этот мерзкий внутренний голос: «И очень даже удобная… приятная, сладкая…»
Как будто услышав его мысли, Оксана сказала, прищурясь:
— На самом деле это самый безболезненный способ решения твоих странных сексуальных фантазий, которые тебя временами посещают. Лично для меня — странных и неприемлемых. Даже если весь мир будет это делать, перед завтраком, вместо чистки зубов…
— Смешно, — вздохнул Денис.
— …я этого делать не смогу, извини. Попробуем вместе это решить вот таким образом. Живи пока один. Наверное, так будет правильней…
— Не знаю… — ответил Денис, прислушиваясь к тишине своих чресл.
Стоя босыми ногами на влажном, теплом песке и глядя на резвящуюся в воде Маргошу, Денис вспоминал этот разговор.
«Докрутился!.. — подумал он. — А море какое все-таки странное. То ли море, то ли не море. То ли вода и жизнь, то ли… не пойми что. Отсутствие жизни. Мертвая субстанция. Неизвестное жидкое пространство, с непонятными свойствами… вроде моей жизни…»
