— Ваше превосходительство, — бряцающим голосом произнес генерал Деймз.
— Произошел в высшей степени прискорбный инцидент. Нарушены правила соблюдения секретности. Допущена передача из зала, где происходит закрытое совещание. Командование поставлено в известность. Запрошены инструкции. Дальнейшее военное обеспечение нашей работы возложено на меня. Как участник совещания и лояльный гражданин, я испытал бы глубокое удовлетворение, если бы обстоятельства инцидента были немедленно и надлежащим образом зафиксированы и расследованы. («Ах, генерал Фобс! Ну и дал ты маху! От Деймза теперь не отбиться. Мертвая хватка! И как это я сообразил отложить опыты! Чертов П-120! Ширли, как мне повезло! Я, кажется, выпутался из скверной истории».)
— Благодарю вас, генерал, и рассчитываю на вашу помощь. Мистер Хьюсон! Совещание созвано вами, поэтому позвольте мне обратиться к вам за советом. По-моему, нам следует временно прекратить работу и разобраться с этим делом. Как ваше мнение?
Сухопарый джентльмен выпрямился и тихо сказал:
— Да. По-видимому, вы правы. А вам, профессор Мак-Лорис, следовало бы предупредить присутствующих. Вы поставили многих из нас, в том числе меня самого, я не скрываю этого, в нелепое положение. («Поклюй его, поклюй! Это все еще цветочки!»)
— Господин председатель, господа! Я сожалею о происшедшем недосмотре, но повторяю, не преувеличивайте значения происходящего.
Генерал Деймз уподобил свою челюсть корабельному тарану и отчеканил:
— Оценивать события и определять меру ответственности будут те, кому положено это делать. («Внушительно! Пора кончать».)
— Генерал! Мы все вам признательны за быстрые и эффективные действия. Совещание временно прекращается. Сейчас четырнадцать часов двенадцать минут. А по вашим часам, генерал?
Генерал Деймз долго и сосредоточенно глядел на часы, словно высчитывал что-то. Потом молча кивнул.
— Мистер Фамиредоу, к сожалению, вы не получите сейчас ответа на ваш вопрос. Но я надеюсь, что как только мы…
— Что вы, что вы! — счастливо запротестовал мистер Фамиредоу. — Это блестящая акцентировка одного из тезисов моего экспозе. Достаточно экспонировать данный инцидент на стан гипотетического антагониста. («Антагонист! Стан! А докладик твой надо бы срочно прочесть!»)
— Господа! Прошу простить, но объясните же, что произошло!
— Мистер Гаттенберг, представитель «Юнайтед Полиграфик», если не ошибаюсь? Да? Мистер Гаттенберг, позвольте мне адресовать ваш вопрос генералу Деймзу. Конечно, в неофициальном порядке, генерал. Вы можете не отвечать, если сочтете необходимым.
Генерал Деймз решил ответить.
В тот момент, когда профессор Мак-Лорис объяснял присутствующим, как пользоваться инструментом для письма по листу П-120, кое-кто из них — кто именно, это установит следствие по модификации материала, — руководствуясь теми или иными побуждениями, которыми тоже займется следствие, уничтожил записи, сделанные на листах. Должны были быть розданы листы пэйперола, то есть омертвленного П-120. Но на руках у слушателей оказался живой П-120. Если и по небрежению, то по преступному. Живой П-120 воспроизвел уничтожаемые тексты в виде серий радиосигналов, обнаруженных аппаратурой, установленной в зале. Как значится в записке профессора Мак-Лориса, по этим сигналам можно воспроизвести уничтоженные тексты, не так ли, профессор?
— Так.
Таким образом, имеет место нарушение правил секретности и…
— Так что же, генерал, вы предполагаете, что среди нас находится кто-то, кто воспользовался этим моментом в предосудительных целях?
Предполагать — это не его дело. Его дело принять немедленные меры и доложить о случившемся. Собравшимся предлагается, не мешкая, сдать полученные ими кассеты с листами лицу, «а это уполномоченному, в том виде и со всеми теми записями, которые на листах наличествуют. Каждый получил десять листов и сдаст десять. Это не приказ. Упаси боже, он далек от мысли приказывать. Это наш долг перед властями. („Вот и захлопнулась мышеловка!“)
— Но неужели сигнал так силен, что его можно принять на значительном отдалении?
Какова бы ни была мощность сигнала, это дела не меняет.
