— Но ведь женщины имеют право голоса?
— Да. И потому он иногда позволяет им показываться с ним в общественных местах. Женщины не любят вдовцов с семейными инстинктами, но им нравятся упорные холостяки, сдающиеся под их чарами.
— Это то, что приносит их голоса? Сим сказал, что ты была с ним три политических кампании.
— К чему вы клоните?
— Случаи шантажа по поводу прошлого.
— О, нет. Он чист, как слеза. Поэтому мы так и всполошились, когда Сью сбежала. Даже такая малость может испортить выборы. Человек, который не может навести порядок в своем доме, не сумеет навести его и в штате.
Она встала, подошла ко мне. Бедра медленно колыхались, налитая грудь вздымалась под плотно облегающим свитером.
— Думаете, Сью больше не устроит неприятностей?
— Она совсем взрослая. Зачем? Скажи… мистер Торренс убил ее мать?
— Это ей придется выкинуть из головы.
— Она думает об этом. А вымысел иногда становится реальностью. Ее раннее детство было не из приятных. Я не думаю чтобы она когда-нибудь узнала, кто ее отец. Если она выступит открыто с обвинениями, это повредит Торренсу. Я поговорю с ней. Где она?
— В летнем домике. Она там живет и тренируется.
Она улыбнулась, медленно положила руки мне на плечи, медленно поднялась на цыпочки и неторопливо провела языком по губам. Это был медленный и пробный поцелуй, как будто она хотела высосать сок из сливы прежде, чем купить немного. Ее рот был трепетным и теплым, он обещал… Потом так же медленно она оторвалась от меня и улыбнулась.
— Спасибо.
— Спасибо, — ответил я и тоже улыбнулся.
— Я могу возненавидеть вас и могу полюбить.
— А что хуже?
Это вам придется выяснить самому.
— Может быть, я это и сделаю, малышка.
.
Сью открыла мне дверь и заглянула мне за спину.
— А Велда не с тобой?
— Нет, можно войти?
Она скорчила мне рожицу и дала пройти в маленькую комнату, приспособленную к ее вкусам и склонностям. Одна стена была зеркальной, со станком для занятий балетом, потом микрофон на длинной рукоятке, проигрыватель с кучей пластинок в ярких обложках, пианино, медвежьи шкуры на полу и куча бумаги. Потом еще какие-то яркие ткани, шкафы, пуфики — все было радужным от ярких цветов. На столике были свалены старые афиши, туфельки танцовщицы и какие-то фото.
— Чье это?
— Мамино. Хочешь взглянуть, какая она была?
— Конечно.
Снимки, сделанные в ночных клубах, и газетные фото — вот она, Салли Девон, прекрасно сложенная, с милой улыбкой. Но на мой взгляд она была только точным идеалом шоу-герл. Своей изюминки у нее не было. Фотографий было четыре, все при ночном освещении, все с компанией друзей. Но на двух — один и тот же человек: темноволосый, с глубоко посаженными глазами, благообразный, точно священник.
— Она была прелесть.
— Она была прекрасна, — мягко сказала Сью. — Я еще помню ее лицо.
— Это снято до твоего рождения.
— Я помню, как она говорила со мной о нем.
— Дальше…
— Она ненавидела его.
— Сью… Они были женаты.
— Пусть.
— Хочешь правду?
Она закусила губу.
— Твоя мать была алкоголичкой. Он сделал все, чтобы она вылечилась. Алкоголики это ненавидят. Он не давал ей пить. Оставь эту чепуху, что он…
— Она сказала: «Меня убила змея!»
— Пьяницы видят во сне обычно слонов и удавов.
— Она сказала: «Ищи письмо». Когда-нибудь я найду его.
— Тебе было три года. Как ты можешь помнить такие вещи?
— Просто…
— Что ты хочешь?
— Поцелуй меня.
Я поцеловал.
— Не так.
— А как? — Это уже переставало мне нравится. Кошечка показывала характер. С большими девушками я знал, как обращаться, но как быть с котятами, которые лезут вам на шею?
Тут она показала мне как. На секунду прильнув ко мне — вся желание, вся податливость и испуг. Мы соприкоснулись на секунду, но это потрясло меня и заставило затрепетать. Ее щеки пылали, глаза блестели.
— Я думала, что ты все делаешь быстро.
— Иногда. Но лучше не повторяй таких штучек. Остынь, котенок.
— Хорошо, Майкл.
Потом я отправился к Пату.
