– Так я тебя и спасла, – заметила она. Впрочем, в ее голосе было больше обиды, чем злости. Да и в ее усталом вздохе почти не слышалось шипения. – Тебе обязательно было бить ее чайником?
– У него была ручка. За нее проще держаться, чем за камень. – Лун ощутил, как постепенно уходит его напряжение. Какое бы глубокое впечатление ни производила Нефрита, будучи разъяренной и защищая своего консорта, в своем обычном состоянии она нравилась ему больше.
– Хорошо же напишут в летописях о моем времени в роли королевы-сестры. – Она сухо процитировала: – «А затем ее консорт вскочил на ноги и забил королеву-чужачку чайником до беспамятства».
– Если бы Туман умел орудовать чайником, то вас всех не было бы на свете, – согласился Лун.
– А вот это несправедливо. Индиго была совсем не… – Она махнула рукой в сторону лагеря. – …такой.
Прежде чем Нефрита успела снова разгорячиться, Лун взял ее за запястье.
– Идем, остальные за ней присмотрят. Пойдем в кровать.
– Бывают же у тебя иногда хорошие идеи, – проворчала она и позволила увести себя под навес.
Они добрались до Изумрудных Сумерек за полтора дня. Нефрита и Елея по очереди несли спящую Тишину, а Вьюн нес воительницу, которую, как оказалось, звали Гроза. Ночью, во время неловких обрывочных разговоров, она призналась, что она – сестра Бури и Тишины, из одного с ними королевского выводка. Чувствовала она себя, похоже, отвратительно, и Лун едва сдержался, чтобы не спросить, все ли сестры из их выводка, помимо Бури, были умалишенными.
Они знали, что выжившие воины Тишины следуют за ними на расстоянии, но ни один из них не попытался ни приблизиться, ни заговорить с ними. Елея сказала:
– Готова поспорить, что они попытались бы нас остановить, если бы мы летели к Туману Индиго. Но они понимают, что мы несем ее в Изумрудные Сумерки. Наверное, они собираются тихонько проскользнуть в колонию и надеются на то, что Зима будет слишком занята разборками с Тишиной и не станет выяснять, кто был с ней.
Когда они прибыли ко двору, Нефрита не стала терять время. Она уронила все еще бессознательную Тишину на платформу у входа в приемный зал, а Вьюн опустил рядом с ней воительницу. Поначалу воины и арборы, выбежавшие наружу, подумали, что они нашли Тишину и Грозу ранеными в лесу и принесли их сюда, чтобы им оказали помощь. Это обнадеживало – по всей видимости, в сговоре участвовали лишь воины Тишины, а большая часть двора ничего об этом не знала. Но оттого Луну стало лишь жальче тех, кому предстояло узнать правду. Когда Нефрита потребовала, чтобы они привели наставника в качестве свидетеля, вся колония обмерла.
К ним вышел один из пожилых наставников, помогавших Цветике, а еще Буря, Зола, три другие королевы-сестры и все воины и арборы, успевшие вовремя спуститься на платформу. Все они потрясенно молчали и слушали, пока Гроза виновато рассказывала им о произошедшем. Лицо Бури сохраняло каменное выражение, но ее шипы заметно дрожали, и она с трудом сдерживала себя. Зола то поднимала шипы, то прижимала их к себе и с ужасом переводила взгляд с Нефриты на Бурю и на других королев, не веря своим ушам.
После Буря натянуто предложила Нефрите остаться и, похоже, испытала облегчение, когда Нефрита отказалась от их гостеприимства и они улетели. Зима и Вечер так и не появились, и Лун был этому рад, поскольку вся ситуация и без того была крайне неловкой. Он решил, что спросит Утеса, не рождались ли у него выводки, пытавшиеся убить друг друга, и что делать, если такое случится.
Избавившись от Тишины и Грозы, они испытали облегчение и быстро полетели к Туману Индиго. Через пять дней, ближе к вечеру, они добрались до двора.
Когда они приблизились к колонии, Лун увидел, что, пока их не было, арборы успели хорошо потрудиться.
На нескольких платформах-садах были сложены аккуратные клумбы, готовые к посадке; на других он видел прополотые, вскопанные полосы земли. Сорняки и мох, забивавшие основные сточные бассейны, были убраны, а из старых плодовых садов вымели всю опавшую листву. В садах на платформах трудились арборы: они копали, пропалывали, таскали корзины с землей. Два летучих корабля все еще были пришвартованы к древу, и по ним тоже ползали арборы, шлифовавшие поцарапанное когтями дерево и ремонтировавшие повреждения.
