— Меня больше всего интересуют токсины. Когда-то я работал в лаборатории по их изучению. Там были змеи, пауки…
Мэдлин передернулась.
— Ах, только не вспоминай про пауков. Я их терпеть не могу.
Но Мерфи, казалось, не слушал ее. Он навязчиво развивал эту тему.
— Мои лягушки, Phylobates terribilis, — таково их полное латинское название — вырабатывают уникальный яд. Хочешь, расскажу?
Мэдлин вздохнула, покоряясь неизбежности.
— У меня такое ощущение, что с ним далеко не уедешь, — пробормотала она.
— Этот яд называется батрахотоксин, — продолжал Мерфи. — Яд нервно-мышечного действия, препятствующий сохранению электрической поляризации клеточной мембраны. Короче говоря, он вызывает мышечный паралич.
— Превосходно, — саркастически промолвила Мэдлин, с удвоенной силой принимаясь за спагетти, пока он вконец не испортил ей аппетит.
— Южноамериканские индейцы поджаривают этих лягушек, чтобы добыть их яд, но это можно сделать простым поглаживанием их ядовитых желез, — монотонно бубнил Мерфи.
Мэдлин вдруг ощутила непроизвольную дрожь во всем теле. Это ее немного обеспокоило. В комнате было тепло, даже слишком, так что это была не обычная дрожь. Почти одновременно с этим она почувствовала, как неровно заколотилось сердце.
Мерфи продолжал свой отвратительный рассказ с почти садистской ухмылкой:
— От него нет противоядия. Пораженный этим ядом не поддается лечению. Несомненно, это самый сильнодействующий из известных животных токсинов. — Он помолчал, мечтательно глядя мимо Мэдлин. — А впрочем, я думаю, меня сильнее всего очаровывает то, что столь прекрасное может быть столь ужасным.
Мэдлин отложила вилку и ложку и с тревогой вперилась взглядом в Мерфи. Ей, кажется, начал изменять слух. Голос Мерфи звучал как-то странно, искаженно. Он доносился словно издалека, отдавался эхом, словно гипнотизировал — почти как если бы внутри него сидел кто-то еще и использовал его рот вместо громкоговорителя.
Первоначальные недобрые предчувствия относительно Колина Мерфи теперь быстро превращались в панический страх. Сейчас он представлялся ей не просто странным, но положительно безумным.
— Мне кажется, я тебя боюсь, — произнесла Мэдлин тихим, немного сдавленным голосом.
Мерфи смотрел на нее безучастным взглядом.
— Я как питон, — промолвил он улыбаясь. — Живая мягкая игрушка.
Мэдлин порывисто оттолкнула тарелку. У нее совсем пропал аппетит. Она хотела отодвинуть стул и встать на ноги, но мускулы отказывались ей повиноваться. Во рту все странно онемело, точно после укола зубного врача.
— Это совершенно безболезненно, правда, — говорил Мерфи. — Просто твое тело перестает функционировать, и ты умираешь.
Объятая ужасом, Мэдлин сделала еще одну попытку стать на ноги. В первую секунду было ничего, но потом вдруг словно каждый нерв и каждый мускул во всем ее теле в один миг был словно приведен в действие гальванизацией. Содрогнувшись в мощной конвульсии, она рухнула со стула на пол.
Мерфи неторопливо поднялся, обошел стол и встал над ней. На его лице появилось дикое, эксцентричное выражение — отчасти интереса, отчасти жалости, отчасти возбуждения. Он был теперь так близок — этот сладостный, восхитительный миг смерти. У Мерфи взыграла кровь. Сейчас не было никаких сомнений в том, что эрекция не за горами: брюки под молнией так и распирало.
— Ты не должна противиться, — вымолвил он тихим, почти нежным голосом. — Ты просто перестанешь дышать. Пожалуйста, не противься.
Тело Мэдлин сотрясла серия жестоких судорог. Она дергалась на ковре, пока не оказалась полуприслоненной к дивану. Не в состоянии совершить никаких контролируемых, сознательных движений, она могла только смотреть на Мерфи расширившимися от ужаса глазами.
Конец наступил очень быстро. То был момент абсолютного, предельного страха, ибо Мэдлин, несмотря на то, что она могла ясно видеть и мозг ее работал нормально, вдруг осознала, что уже не дышит. То была не паника и не отчаянная борьба за жизнь, поскольку мышцы ее груди и живота уже были инертны и не поддавались контролю. В последние несколько секунд осталась лишь холодная, жуткая несомненность смерти — вплоть до финального мгновения, когда она почувствовала, что сердце ее перестало биться. Мэдлин умерла с широко открытыми глазами.
