— Поднимет мутантов! — тихо выругался Мазай. Магадан, заметив, что все остановились, тоже задержался в кустах, за ним и Ясень встал.
— Что там? — спросил Магадан.
— Кабаны! — прошептал хромой сталкер. Магадан присел, втянув голову в плечи, оглянулся.
— Ты куда смотришь, Ясень, чё не сказал?!
— Чего? — удивился Ясень, вытягивая шею. Поршень медленно пробирался по высокой траве к артефакту.
— Спугнёт, — процедил сквозь зубы Мазай и позвал вполголоса: — Вертайся!
У кабанов сон чуткий, а злые они со сна — не дай боже. Нетерпеливо вертевшийся на месте Змеёныш взмолился:
— Я прогоню их, Мазай! Я могу! Я их чувствую!
— Не сметь! — приказал хромой, не сводя глаз с Поршня. Тот был всего в паре метров от сломанного деревца, за которым, по словам пацана, спали мутанты. Кабанья стая — это пять-шесть взрослых особей. Да так близко! Если Поршень сломает сучок, хрустнет, тронет осину… Кто-то не вернётся из экспедиции. Мазай был хорошим командиром, его ребята всегда приходили обратно. Не хотелось терять никого, даже сволочь Магадана.
Он снял с пояса гайку на бечёвке, чтобы кинуть в сталкера, увлечённого видом артефакта. Дёрнется тугодум Поршень, когда в него попадёт гайка, или догадается замереть, осторожно обернуться?
— Стволы наизготовку! — вполголоса велел Мазай. Тетеря кивнул, Магадан обернулся к Ясеню и передал ему приказ, тот поднял автомат. А Мазай всё раскачивал гайку и никак не решался кинуть.
Змеёныш не выдержал.
— Я их знаешь как чувствую — каждую жилку! Воскликнул он шёпотом и сделал шаг вперёд, разводя руки.
— Не сметь! — вскрикнул Мазай. Но было поздно.
Весёлая волна злости поднялась из живота, наливаясь огненно-красным, охватила Змеёныша, затопив сознание, вырвалась наружу — и покатилась через лес, туда, где за поваленной осиной спали кабаны. Лицо Змеёныша осветилось внутренним огнём, пальцы растопырились, словно помогая внутреннему жару вырваться наружу. Он запрокинул голову и тихо засмеялся.
Мазая продрало от макушки до пяток — смех был нечеловеческим, почти звериным или, скорее, мутантским. Сталкер невольно шагнул назад.
Это его и спасло.
Невидимая волна, катившаяся от Змеёныша, достигла кабаньей лёжки. Мутанты проснулись.
Их отклик оказался таким мощным, что мальчишка пошатнулся, вскрикнул, закрыв лицо ладонями. Кабаны озверели, когда их разбудила волна ментального жара — достаточно сильная, чтобы разозлить, но недостаточно, чтобы прогнать.
Стая вскочила, от ярости не понимая, куда бежать, взор мутантов застилала пелена дикого, необузданного гнева, жажда мести и крови, — и через миг они ринулись на того, кто, как решили мутанты, попытался на них напасть. Примитивные разумы захлестнуло желание растерзать, разорвать в клочья эту тонкую фигурку, от которой исходили жалящие импульсы.
Поршня растоптали первого. Сталкер уже протянул руку к артефакту, когда сломанная осина взмыла над рылом огромного кабана. Вожак прыгнул на человека, вдавил в землю, и артефакт, который Поршень всё же успел схватить, взлетел в воздух.
Мазай поливал кабанов очередью из автомата. Змеёныш корчился на земле, его раздирала боль, внутренности выжигало чужой яростью.
Стая ломанулась к Магадану и Ясеню.
«Ломоть мяса» описал дугу — и свалился возле воронки. С гудением аномалия включилась.
Мазай увидел недоумение на лице Тетери, перекосившиеся очки, огромные, беспомощные глаза — и потом сталкера затянуло. Два мощных витка — и воронка выплюнула на траву окровавленную изломанную куклу. Схватив Змеёныша за плечо, Мазай вздёрнул его на ноги, потащил назад, на ходу стреляя по кабанам. Трава гнулась в сторону аномалии, сталкер с трудом преодолевал её периферийное действие.
Огромный вожак с разбегу врезался в грудь Магадана. Громкий хруст рёбер долетел даже сквозь гудение воронки, Мазай сморщился, как от боли, будто это ему проломили грудину. Он не любил недоброго, подлого Магадана, но… Тот погиб по его, Мазая, вине — по вине командира группы!
Вожак, хромая, бежал дальше, один глаз его вытек от пуль Ясеня. Мазай бросил стонущего Змеёныша, как только они оказались вне зоны действия воронки, и выдернул пустой магазин из автомата.
