Недавно я прочел, что несколько членов голландского парламента решили включиться в борьбу за права человека в спорте. Прекрасная инициатива, но давайте, прежде чем читать нотации Советскому Союзу, удостоверимся, что права человека не нарушаются в нашей собственной стране, и не являемся ли мы слепыми исполнителями желаний советских бонз. В конце концов, Корчной попросил политического убежища именно в Голландии! Его жена и сын мучаются сейчас в Советском Союзе, но должен ли сам Корчной страдать потому, что так решили Советы?
Советский Союз с его неисчерпаемым резервуаром сильнейших гроссмейстеров, конечно, представляет собой огромную силу, но и Голландия с ее тремя супертурнирами в год тоже кое-что да значит!
Советские известны своей грубостью и бесцеремонностью, но если Карпов хочет играть в голландских турнирах только при условии неучастия в них Корчного, надо ему намекнуть, что он не welcome в нашей стране. Нельзя же вести себя всё время тише воды, ниже травы!»
Два месяца спустя Доннер развил свои аргументы. Он писал, в частности:
«Пока Корчной играл кандидатские матчи, а затем и матч за мировое первенство, Советы не могли предпринимать против него сколько-нибудь серьезных санкций, но как только он уступил Карпову, длинная рука советского правосудия немедленно дотянулась до проигравшего матч претендента. К моему вящему удивлению, организаторы западных турниров сочли это само собой разумеющимся. Я нахожу это ужасным. Дело не в том, что советские такие уж невероятные мерзавцы или Корчной столь неприятный человек. Не об этом речь: мы просто-напросто говорим о нескольких базовых принципах, которые не могут нарушаться ни при каких обстоятельствах.
Когда я беседовал по этому поводу с Карповым, он сказал, что не имеет к бойкоту никакого отношения и не хочет играть исключительно по личным мотивам. Карпов чувствует себя настолько оскорбленным, что лишь принесенные извинения могут заставить его сесть за доску с Корчным.
Разумная точка зрения: подобные личные отношения не являются чем-то новым в шахматном мире. Алехин и Капабланка, например, годами избегали друг друга. Но ситуация вокруг Корчного несколько иная: если твердо придерживаться принципа “или он, или я”, можно легко оказаться в роли проигравшей стороны. Но Карпову это не очень-то грозит, и когда я спросил его – не чувствует ли он себя не в своей тарелке, когда его личная неприязнь фактически приобрела характер заговора многих против одного, он лишь с сожалением посмотрел на меня как на полного идиота.
Очень благородным поведение Карпова не назовешь, но, к счастью, он достаточно умен, чтобы не отождествлять себя с бойкотом, исходящим от целого государства. Он знает, конечно, что только официальные инстанции имеют право исключать игроков из турниров, а для этого надо сделать нечто иное, чем то, в чем советские обвиняют Корчного. Но если голландские шахматные организаторы и спонсоры, от которых организаторы находятся в полной зависимости, не чувствуют никаких моральных обязательств по отношению к Корчному, необходимо сказать следующее. Участие чемпиона мира, без сомнения, всегда крайне заманчиво для любого турнира, но история – не застывшая лава, и именно из-за обструкции фигура Корчного сегодня может оказаться очень привлекательной».
Несмотря на призывы Доннера, всё оставалось по-прежнему: бойкот продолжался, и обойти его удалось только однажды. Когда весной 1981 года Корчной решил сыграть в сильном опен-турнире в Лон-Пайне, по договоренности с организаторами его имя не фигурировало в посланном в Москву списке участников. Сделали это преднамеренно: таким образом было решено усыпить бдительность функционеров Спорткомитета СССР.
Но едва Олег Романишин и Артур Юсупов добрались до места назначения, первым, кого они увидели, оказался Виктор Львович Корчной собственной персоной, прогуливающийся по улочке маленького калифорнийского городка. Через несколько месяцев ему снова предстоял матч на первенство мира, и претендент решил потренироваться в сильном опене. Поставленное в известность советское посольство связалось с Москвой, и после переговоров, которые велись на самом высоком уровне, Романишин и Юсупов получили-таки добро на игру в турнире. Такое случилось впервые за пять лет пребывания Корчного на Западе.
