Злодей. Полвека с Виктором Корчным - страница 12

Шрифт
Интервал

стр.

Любил ввернуть за анализом: «Такой вот кунштюк!» А если был в более игривом настроении, то: «Вот такая была штука у капитана Кука!»

Когда оппонент делал ход непредвиденный (и, по его мнению, неудачный), восклицал: «Мама, куда вы?»

Исподволь создавая угрозу, заговорщически подносил к губам указательный палец: «Тссс…» Иногда еще добавляя: «Ша, киндерен, папа снял ремень». А предлагая какой-нибудь профилактический или вкрадчивый ход, успокаивал визави: «Slow motion, slow motion, мы никуда не торопимся…»

Создавая контругрозы, мог бросить: «У меня тоже есть свои козырчичи, как сказал бы Велимирович!» А идя напролом, объявлял: «Силой через радость!»

Однажды, уже на Западе, проиграв мне партию в варианте с 5.Qb3 в защите Грюнфельда, заметил за анализом: «Да, вы в этом варианте, батенька, собачку съели…» Это «собачку съели» слышал от него и в других случаях.

Когда оппонент в анализе предъявлял, по его мнению, слабые аргументы, кривил лицо в гримасе: «И только-то…»

Если удавалось задержать проходную пешку, мог воскликнуть: «Но пасаран!» – и вызывающе погрозить пальцем.

Нередко, особенно в последние годы, переходил на английский. Создавая угрозы, предостерегал: «I go! I go!!» – и делал движения туловищем, как бы стараясь вывернуться из собственной одежды.

Зевнув, возвращал фигуру на место: «Виноват!» А видя, что партнер не обращает внимания на его замыслы и гнет свою линию, констатировал: «Он на меня, значит, стряхивал…»

Предупреждал: «Вы зря меня недооцениваете!» Или: «Be careful!» («Берегись!»). Если же оппонент абсолютно игнорировал его намерения, восклицал: «He despises me!» («Он презирает меня!»).

Делая какой-нибудь рискованный ход, всплескивал руками: «Ну, помогай бог!» А столкнувшись с неожиданностью, удивлялся: «Прямо чудеса в решете!»

Исчерпав возможности защиты, поднимал руки: «Я всё сказал!» Или – в этом же случае: «Оружие положил!»

Однажды за анализом я вспомнил мандельштамовское:

Играй же на разрыв аорты
с кошачьей головой во рту,
три чёрта было – ты четвертый,
последний чудный чёрт в цвету.

С тех пор, предлагая какой-нибудь резкий ход, он частенько с улыбкой косился на меня: «Как вы там сказали – на разрыв аорты?»

В 1-й партии матча с Геллером (Москва 1971) его соперник имел серьезное преимущество, но попал в цейтнот и застыл, не делая хода. Виктор рассказывал:

– Думает и думает, а флажок у него уже как следует висит. Вижу – из него совсем пар вышел, тут я ему ничью и предложил… Так он только рукой махнул, часы сразу остановил.

«Пар вышел», – говорил он время от времени и при других обстоятельствах.

Если видел, что кто-нибудь добровольно избирал пассивный или совсем уж бесперспективный дебютный вариант, качал головой:

– Что здесь сказать? Трудное детство было у Z, трудное детство…

Так приговаривал он и на сборе голландской команды перед Олимпиадой в Хайфе (1976), когда мы разбирали дебют какой-то партии Полугаевского. Фраза эта прижилась и на долгие годы вошла в голландский шахматный фольклор: у тебя что, трудное детство было?

Расставание

Вспоминая Виктора Корчного, я вынужден написать подробнее и о себе самом: наши судьбы оказались переплетены такими нитями, что размотать их отстраненно и безболезненно не удастся.

Бо́льшую часть своей советской жизни Корчной прожил в Ленинграде, на улице Некрасова, дом 14. Здесь он в последний раз видел отца, погибшего в ноябре 1941 года. Отсюда в годы блокады мальчик отправлялся на Неву, чтобы принести домой ведро воды, и путь этот был совсем не коротким. В комнате на Некрасова он ожидал возвращения с работы приемной матери, выходил вместе с ней в мороз и стужу, чтобы отвезти на кладбище умерших родственников и не забыть взять потом оставшиеся после них хлебные карточки. В этой комнате прошли его школьные годы, потом студенческие. Живя здесь, он стал гроссмейстером.

Всю свою питерскую жизнь я прожил в пяти минутах ходьбы от него – на той же улице Некрасова, в огромном доме под номером 40, выходившем и на улицу Восстания, и на Басков переулок. Конечно, это случайное совпадение, но жить в огромном четырехмиллионном городе так близко друг от друга… Иногда хочется верить, что все-таки – и неслучайное.


стр.

Похожие книги