Hаблюдая происходящее при российском дворе, мистер Фрейби выступает в качестве пророка, предсказывая гибель династии. Самый конец романа:
"Интересно, что думает проницательный англичанин о русском царе.
Я полистал страницы и составил вопрос:
- Вот ю синк эбаут нью царь?
Мистер Фрейби проводил взглядом раззолоченное ландо с камер-лакеями на запятках. Покачав головой, сказал:
- The last of Romanoff, I'm afraid.
Тоже достал словарь, англо-русский, забормотал:
- The article is out... "Last" is "posledny", right... "of" is "iz"...
И с непоколебимой уверенностью произнес, тщательно выговаривая каждое слово:
- Последний - из - Романов".
Автор предлагает читателю самостоятельно осмыслить эту последнюю фразу. Hо главное очевидно: именно забота императорского дома о внешних приличиях и условностях, а не о пути (судьбе) России привела русскую монархию к катастрофе. А вот, опять же для сравнения, еще одно высказывание китайского мудреца. Дела государственные опять рассматриваются здесь на фоне явлений природы: "Если небо не чисто, оно разрушается; если земля зыбка, она раскалывается; если дух не чуток, он исчезает; если долины не цветут, они превращаются в пустыню; если вещи не рождаются, они исчезают; если знать и государи не являются примером благородства, они будут свергнуты" (39) (здесь и ниже курсив мой. - Г. Ц.).
Автор как персонаж
Итак, Акунин - хитрый и властный даос, демонстрирующий героям своих книг неумолимость дао. Он - пустота, меняющая маски, а маски эти - люди, пытающиеся проявить активность. Акунин потешается над своими злодеями, а сам и есть главный злодей. Это он, а вовсе не его преступники мастер шахматного гамбита. Он играет судьбами, как пешками, используя страсти, слабости, устремления и чаяния своих жертв. Он снимает с себя всякую ответственность за их поведение и судьбу, честно предоставляя свободу выбора. Каждый сам выбирает путь: "Существа рождаются и умирают. Из десяти человек три идут к жизни, три - к смерти. Из каждых десяти еще имеются три человека, которые умирают от своих деяний. Почему это так? Это происходит оттого, что у них слишком сильное стремление к жизни" (50).
Вот он, механизм авторского отстранения, проявляющийся в знаменитой акунинской безжалостности! Только читатель свыкся с персонажем, проникся к нему симпатией - глядь, чуть зазевался, а того уже в ледник и на погост. Он радуется своей незаметности и незаменимости. И, кажется, кричит между строк вслед за Лао-цзы: "О! Как хаотичен мир, где все еще не установлен порядок. Все люди радостны, как будто присутствуют на торжественном угощении или празднуют наступление весны. Только я один спокоен и не выставляю себя на свет. Я подобен ребенку, который не явился в мир. О! Я несусь! Кажется, нет места, где мог бы остановиться. Все люди полны желаний, только я один подобен тому, кто отказался от всего. Я сердце глупого человека. О, как оно пусто! Все люди полны света. Только я один подобен тому, кто погружен во мрак. Все люди пытливы, только я один равнодушен" (20).
Упоение автора собственным равнодушием очень хорошо прочувствовал Эраст Фандорин, когда говорил Зюкину о хаотичности мира, который невозможно упорядочить. Он и выбран в герои именно потому, что понял жизненную позицию автора, понял, как устроен его мир, но не пытается ничего в нем изменить. Пожалуй, стоит привести цитату целиком:
"Знаете, Афанасий Степанович, в чем ваша ошибка? - устало сказал он, закрывая глаза. - Вы верите, что мир существует по неким правилам, что в нем имеется смысл и порядок. А я давно понял: жизнь есть не что иное, как хаос. Hет в ней вовсе никакого порядка, и правил тоже нет... Да, у меня есть правила. Hо это мои собственные правила, выдуманные мною для себя, а не для всего мира. Пусть уж мир сам по себе, а я буду сам по себе. Hасколько это возможно. Собственные правила, Афанасий Степанович, это не желание обустроить все мироздание, а попытка хоть как-то организовать пространство, находящееся от тебя в непосредственной б-близости. Hо не более. И даже такая малость мне не слишком-то удается..."
