— И что ты можешь нам предложить? — полюбопытствовал Таргитай.
Заплывшие жиром глаза Ишпака заговорщицки блестели.
— О, светлейшие! Я знаю, как это сделать! Даю руку на отсечение — вы задаетесь вопросом, как я смог выбраться через городские стены, миновав кордоны, и остался незамеченными
— Да, поведай-ка нам об этом! — заинтересовался Конан.
— Так вот! — Широкое лицо Ишпака просияло. — Я, конечно, мог бы спокойно выйти из главных ворот города, и стража беспрепятственно пропустила бы меня. Но в таком случае, это быстро стало бы известно Заркуму. Я не стал рисковать. И потому воспользовался тайным ходом. Почти полторы тысячи лет назад древний правитель Сакалибы и основатель династии Анахарсис — к боковой ветви потомков которого, кстати, отношусь и я — при строительстве нашего горячо любимого Аргаима повелел прорыть лабиринт подземных ходов под всей Цитаделью Уту, являющейся центром города. Да будет вам известно, что под Зиккуратом Уту и царским дворцом вся земля изрыта туннелями. И одно из ответвлений выходит за пределы городских стен! Заркум, придя к власти, повелел засыпать этот ход. Но ваш покорный слуга, как человек дальновидный, все же оставил узкий проход в этом туннеле… Светлейшие! — Голос его стал торжественным. — Я даю вам шанс захватить Цитадель Уту почти без пролития крови и застать врасплох колдуна, когда он этого меньше всего ожидает. Только так его можно победить!
— Показывай! — рявкнул Конан, торопливо надевая доспехи…
***
— О, моя возлюбленная! Лишь в твоих объятиях я найду спасение! — голос Шульги дрожал, то и дело, срываясь, на писк.
Толстяк, укутанный в дорогую парчу и собольи меха, как младенец, пытался укрыться на груди у Нэркес. Куртизанка ласково похлопывала его по спине, но зеленые глаза ее неотрывно смотрели на клепсидру, стоявшую рядом с роскошным ложем, где она возлежала в обнимку с правителем. Вода истекала слишком медленно — капля за каплей, капля за каплей… А тут еще этот жирный болван, охающий и ноющий, как трусливая баба…
— Будь проклят тот день и час, когда я прельстился на посулы Заркума, — стонал Шульга. — Нет мне прощения, нет! Я убил своих дядей — я лично подал им кубки с ядом. Я отравил их и взошел на Хрустальный Престол. За грехи мои карает меня Уту! Нэркес, любимая, обними меня крепче! Спаси меня! Мне страшно!
— Успокойся, любимый! — фальшивым голосом промурлыкала Нэркес. Рука ее нащупала кинжал дамастской стали под подушкой.
Время шло. Толстый правитель, всхлипывая, как ребенок, задремал на ее пышной груди…
Но чу… Нэркес вся напряглась, как пантера перед броском. В коридорах дворца раздались шаги и бряцанье доспехов множества воинов. И сдавленный кашель Ишпака. Казалось, будто военачальник поперхнулся. Но это был сигнал к действию. Это означало, что мятежники уже во дворце и час пробил. Выхватив кинжал из-под подушки, Нэркес не дрогнувшей рукой с размаху вонзила его прямо в шею сонного Шульги, попав в яремную вену. Кровь фонтаном залила платье Нэркес и пышное ложе, но это не смутило убийцу. Как опытный мясник она принялась разделывать обмякшее тело.
… Ишпак закашлял, и Конан, шедший вслед за ним, двинул его по затылку.
— Нашел время шуметь! — прошипел он, взяв меч наизготовку. Съежившийся Ипшак указал на огромную раззолоченную дверь, у которой, оперевшись на копья, сном невинности спали гвардейцы. Сок лотоса успокоил их в эту ночь.
— Здесь… — шепнул Ипшак сдавленным голосом.
Ударом ноги Конан вышиб дверь, и повстанцы ворвались в покои правителя. А у порога их встретила прекрасная юная девушка. С развевающимися каштановыми волосами, горящими зелеными глазами, разрумянившаяся — грудь высоко вздымалась под намокшим от крови платьем — юная красавица предстала перед Конаном и Таргитаем как карающая богиня. В одной руке она сжимала окровавленный кинжал, а другой — бросила им что-то под ноги. Это была голова Шульги.
— Узурпатор мертв! — звенящим от волнения голосом произнесла девушка, — Этой ночью он хотел обесчестить меня, но я взошла на его ложе, чтобы выполнить свой долг перед народом Аргаима! А теперь, воины, поторопитесь — и вы застанете колдуна врасплох в его логове!
