Сухонькие цепкие руки с неожиданной силой удержали рвавшегося к чудищу Конана и Таргитая, устремившегося было ему на помощь.
— Не утруждайте себя, дети мои! Это — Кантрагор. Он пришел по мою душу! Я избавлю вас от него, — спокойно молвил Йолчи, бесстрашно идя навстречу твари, плотоядно взвывшей, едва завидев старика. — И не медлите, воины! Монстра этого прислал Заркум, а значит, он знает о готовящемся мятеже. Дальше вам придется действовать без меня, ибо я вынужден вас покинуть!
И старый маг, подойдя к монстру почти вплотную, с усмешкой пробормотал, невзирая на тянущиеся к нему жуткие лапы:
— Тебе придется попотеть, красавчик, гоняясь за мной по лабиринту миров. Ну что же, лягушонок, — в путь! — И, завертевшись волчком, Йолчи исчез, оставив после себя белую вспышку света.
Кантрагор взревел от досады. Несуразное тело его обволокло зеленоватое сияние. Вскоре он превратился в полупрозрачный клокочущий изнутри шар, который тут же растворился в воздухе, оставив после себя ужасающее зловоние.
Конан, забыв о ранах и превозмогая боль, кинулся к лежавшей без сознания девушке. Он бережно поднял ее на руки, с тревогой всматриваясь в прекрасные черты. Наконец красавица подняла бархатные ресницы и удивленно взглянула на киммерийца фиалковыми глазами, тщетно попытавшись вырваться из его объятий. Легкая улыбка оживила мужественное лицо Конана.
— Как тебя зовут, детка? — спросил он ее.
Смуглое личико зарделось. Девушка стыдливо потупила глазки, но тут же, однако, метнула на киммерийца лукавый взгляд из-под густых ресниц и произнесла мелодичным голоском:
— Мое имя — Бортэ!
— Военачальник Конан к твоим услугам, — шутливо представился киммериец.
— Я знаю, — произнесла Бортэ, оглядывая Конана с восхищением, которого и не пыталась скрыть.
Вдруг она побледнела:
— Да ты же весь в крови! Пойдем, я залечу твои раны…
С неожиданной легкостью она выскользнула из мускулистых рук Конана и быстро потащила растерявшегося варвара за собой. Воины понимающе переглянулись.
Таргитай, проводив взглядом приятеля, обратился к остальным:
— Это было предупреждение всем нам! Шаман прав — дальше медлить нельзя. Мы должны идти на Аргаим! — В голосе наследника трона была такая уверенность и сила, что никому и в голову не пришло бы противиться его воле.
— На Аргаим! — подхватили его клич воодушевленные кемеры.
— По коням! — раздалась зычная команда Конана.
Опомнившись от страстного натиска, он мягко отстранил повисшую на нем Бортэ. Сейчас было не время для утех плоти!..
К киммерийцу незамедлительно подвели прекрасного боевого коня в полной сбруе и поднесли кольчугу, кованную мастерами из Кангхи, а также украшенный шипами меруанский шлем. Приставленный к нему оруженосец — молодой кемер по имени Арслан — подал киммерийцу слегка изогнутую гирканскую саблю. Конан взвесил ее в руке, привыкая к непривычной легкости, — обычно он предпочитал тяжелые, двуручные мечи. Затем легко вскочил на коня. Бортэ повисла на стременах. Лицо ее было мокрым от слез.
— Возвращайся, Конан! — шепнула она киммерийцу. — Бортэ будет ждать тебя!
Конан неожиданно подхватил легкую, как тростинка, девушку и, подняв ее, наградил жарким поцелуем. После чего, отпустив красавицу и уже не оглядываясь более, пустил коня вскачь. Орда кемеров, грозно ощетинившись пиками и саблями, поскакала вслед за Конаном и своим будущим правителем — вперед на Аргаим.
Глава 5. В предчувствии конца
Заркум, едва сдерживая ярость, смотрел в магическое зеркало. На полированной поверхности были видны окрестности Аргаима. Переполох и смятение царили в Пасиртайской степи — тлеющие угли раздул ветер с другой стороны, и теперь пламя степного пожара грозилось пожрать Аргаим и его мрачного владыку.
Топот сотен копыт гулко отдавался в висках Заркума. Он отчетливо видел в зеркале войско мятежников, неумолимо приближающееся к городским стенам и по мере продвижения растущее, как снежный ком. К кемерам уже присоединились воины почти из всех племен Сакалибы: иирки, исседоны, даи и другие.
Боялся ли колдун неистово ревущей дикой орды? Пожалуй, нет. Этот разношерстный нищий сброд вызывал у него лишь презрительную ухмылку. Только одна мысль вселяла негодование в его сердце: ведь степняки должны были стать слепым орудием грядущих великих завоеваний. Всю эту голытьбу Заркум собирался без сожалений бросить на кровавый алтарь своей власти.
