Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти - страница 34
Вместе с Женевьевой за спасение парижан от эрготизма отвечал св. Марцелл. Его мощи, перевезенные в собор Парижской Богоматери где-то между X и XII веками, «может быть, в связи с эпидемией отравления спорыньей, отныне будут играть наиважнейшую роль в благочестии парижан»[141].
Если парижан спасали Марцелл и Женевьева, то во множестве других городов Франции и Нидерландов, охваченных бушующими в те годы эпидемиями, защитницей от «огненной чумы» выступала сама Дева Мария.
Заступничество Девы Марии требовалось в связи с частыми вспышками отравления спорыньей, mal des ardents, или «священным огнем», вызванным потреблением зараженной грибком ржи. Болезнь поразила множество людей по всей Англии и Франции в первой половине двенадцатого столетия, и Сампшен утверждает, что почти в каждом случае эти вспышки выливались в массовое паломничество в одно из нескольких святых мест Богородицы, в том числе, конечно, и в Шартр. Например, в 1132 году несколько сотен жителей города Бове, страдающие от эрготизма, совершили паломничество в Шартр. Как пишет Сампшен, такие паломничества проистекали вовсе не из-за религиозного рвения, а были истерическими массовыми движениями, предпринятыми под давлением чрезвычайных обстоятельств, из отчаяния. Только за несколько лет до того, в 1128 году, толпы устремились к Суассонскому собору, и тогда они были вознаграждены: яркий свет наполнил собор, сопровождаемый громоподобным перезвоном. Так, по крайней мере, сообщают об этом источники, и никто не сомневался, что это было явление Богородицы. Согласно описаниям чудес начала тринадцатого века, подобное явление было и в Шартрском соборе. Это только две из нескольких важных святынь Девы, связанных с излечением от эрготизма. Летописец Ансельм из Гемблуа под 1129 годом отмечал, что эрготизм вспыхивал в Шартре, Париже, Суассоне, Камбре, Аррасе и во многих других местах, но чудеса, являемые Богородицей, тушили его. Суассон в 1128 году был основным местом паломничества, в 1132 — Шартр, в 1206 — Собор Парижской Богоматери. В Аррасе паломничество, связанное с эрготизмом, вызвало основание братства «des ardents», т. е. братство больных эрготизмом, в честь Богородицы еще в конце одиннадцатого века, и «Великое шествие» в Турне (La Grande procession) произошло в 1089 году по тем же причинам[142].
На сегодняшний день в Турне об этом «спорыньевом шествии» еще не забыли и празднуют его каждый год во вторые выходные сентября, но называют «Чумной процессией», поскольку так людям чудо понятнее: о чуме все слышали, а об эрготизме — нет[143]. И никто не будет акцентировать внимание на том, что к осени эпидемии эрготизма идут на убыль сами собой без всяких шествий и переносов мощей, если в собранном в летнюю страду новом урожае меньше спорыньи.
Но не только статуи Женевьевы в Париже остались нам напоминанием о смертельном «священном огне», терзавшем тогда Францию. На самом пике эпидемии в начале 1129 года произошло событие, в некоторой степени повлиявшее на облик современной цивилизации.
Именно тогда был официально признан орден тамплиеров, который со временем развернет достаточно передовую для своего времени финансовую деятельность благодаря сети командорств, покрывших почти всю Европу, решит основную торговую проблему — безопасного перемещения денежных средств, создаст транснациональную финансовую систему, введет аккредитивы, прообраз векселей и чеки.
То, что никто из историков до сих пор не связал возникновение ордена с мором от «священного огня», вовсе не странно — человеческая мысль всегда движется медленно, с трудом пробиваясь через окостеневшие стереотипы восприятия и романтические мифологизированные представления о «благородных рыцарях», спасающих паломников от разбойников. Ментальные шаблоны «бескорыстной благотворительности» мешают увидеть очевидное. К тому же ранее осознанию этого факта препятствовала старая ошибка в датировке собора в Труа, относящая образование ордена тамплиеров ко времени до начала эпидемии. На самом же деле собор состоялся «13 января 1129 года, а не 1128, как считалось ранее»
