Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти - страница 18
При этом фактор страха перед эпидемией был отмечен еще современником первого крестового похода, немецким хронистом Эккехардом Аурским, который писал о страшной огненной болезни, поражавшей людей, и именно с этой болезнью связывал энтузиазм «похода бедноты». Сейчас это общее место у специалистов по истории крестовых походов: «Он [Эккехард] объяснял вовлеченность бедняков в первый крестовый поход следствием хаоса, эпидемии эрготизма, которая охватила Западную Европу, и экономического упадка»[67]. Но Заборов, хорошо знакомый с хрониками Эккехарда, эту связь практически упустил, только упомянув описание «страшной болезни, которая поразила и людей и скот» в контексте голода. То ли он считал, что марксистская доктрина требует более сосредоточиться на экономической составляющей, то ли решил (или ему подсказали), что не столь давние эпидемии эрготизма в СССР в контексте безумия и психозов могли вызвать у читателя ненужные ассоциации. Теперь же некоторые историки, например Дж. Филипс, упоминают и психическую составляющую отравления спорыньей:
Годы, приведшие к первому крестовому походу, включая 1095, были во Франции засушливыми, с бедными урожаями, голодом и вспышками эрготизма — болезнью от грибка на ржи, которая может вызывать безумие. Эккехард из Ауры описал эту ситуацию подробно и предположил, что такие условия много послужили тому, чтобы поощрить людей искать удачу в далеких странах в крестовом походе[68].
Бенедиктинский монах Эккехард имел ввиду, конечно, не безумие, о нем он не догадывался, и неадекватное поведение франков представлялось ему лишь религиозным экстазом. Но Эккехард видел огромное желание отчаявшихся людей бежать от голода и страха перед смертельным «невидимым огнем», о чем прямым текстом и писал:
Западных франков легко можно было уговорить покинуть свои деревни; ибо Галлию в течение несколько лет жестоко угнетали то гражданская война, то голод, то смертность, и, наконец, вплоть до отчаяния в самой жизни напугала та напасть, которая возникла возле церкви святой Гертруды в Нивеле. Она была такого рода. Человек, пораженный невидимым огнем в той или иной части тела, так долго горел в жутких, вернее, ни с чем не сравнимых мучениях, пока не терял дух вместе с мучениями, или мучения вместе с пораженным членом. Об этом до сих пор свидетельствуют некоторые люди, потерявшие в результате этой кары руки или ноги[69].
Сопутствующие этому «невидимому огню» одержимость и безумие и есть тот дополнительный фактор, который вызвал слова Мишо об «изумлении потомков». О галлюциногенной составляющей отравления историк не знал, а фактор страха в причинах разыгравшегося психоза представлялся ему недостаточным для объяснения охватившего массы религиозного рвения:
Во все времена обычные люди следуют своим естественным склонностям и повинуются в первую очередь голосу собственной пользы. Но в дни, о которых идет речь, все обстояло иначе. Подготовленная паломничеством и религиозными испытаниями прежних столетий, набожная горячность становилась слепою страстью, и голос ее оказался сильнее всех остальных страстей. Вера словно бы запрещала защитникам своим видеть иную славу, иное блаженство, чем те, которые сама представляла распаленному их воображению[70].
Франки двинулись в поход массово. Как отмечает анонимный автор «Деяний франков» (Gesta Francorum), сам принимавший участие в первом крестовом походе, «то было великое движение по всему Галльскому краю»[71]. Характерно, что это движение франков вызывало поначалу только насмешки в тех частях Германии, в которых соответствующих предпосылок еще не было и доз спорыньи хватало только на легкие галлюцинации (если мы предположим, что многочисленные «чудесные видения» ими и были). Поэтому франки, идущие в крестовый поход, поначалу представлялись окружающим фактически сумасшедшими, о чем также упоминает Эккехард:
Отсюда вышло, что почти все немецкие народы, не зная в начале этого похода о его причине, издевались над проходившими через их землю столькими отрядами конных и пеших, столькими толпами крестьян, женщин и детей, говоря, что они охвачены неслыханной глупостью, ибо, ловя ненадежное вместо надежного, напрасно оставили землю своего рождения
