В следующем 1795 году Екатерина пишет, что философыпросветители имели только две основных цели — уничтожение христианства и монархии во Франции.
«Я бестрепетно буду ждать благоприятной минуты, когда вам будет угодно оправдать в моем мнении философов и их прислужников в том, что они участвовали в революции, особливо же в энциклопедии, ибо Гельвеций и д'Аламбер оба сознались покойному прусскому королю, что эта книга имела только две цели: первую уничтожить христианскую религию, вторую уничтожить королевскую власть. Об этом говорили уже в 1777 г.».
«Я ошиблась, — признается Екатерина, — …закроем наши высокоумные книги и примемся за букварь».
10 августа 1792 года якобинцы свергли конституционную монархию, которой они добивались и которой они клялись в верности.
12 августа королевская семья была арестована. 17 августа был утвержден чрезвычайный трибунал. В сентябре начался революционный террор. 20 сентября войска монархической коалиции были разбиты. 21 сентября была провозглашена республика. Войска якобинцев вторглись в Сардинское королевство и Бельгию. Людовик XVI погибает на эшафоте.
«С получением известия о злодейском умерщвлении короля французского, — записывает в дневнике секретарь Екатерины II Храповицкий, — ее величество слегла в постель, и больна и печальна».
Брату Людовика XVI графу Д'Артуа Екатерина передает на организацию борьбы с якобинцами миллион рублей и вручает шпагу с надписью на лезвии: «С Богом за Короля».
Свободная борьба простив вольтерьянства и масонства стала возможной только после осуждения Новикова и закрытия «Дружеского общества». До этого идеологическая борьба с вольтерьянцами и масонами «была делом опасным, как для светских лиц, так и для духовенства».
Л. Знаменский в своем «Руководстве к русской церковной истории» отмечает, что положение белого духовенства при Екатерине было не лучше, чем положение монашества.
«Белое духовенство, — пишет он, — пострадало едва ли не более.
В эту эпоху крупных и мелких временщиков, угнетение слабых сильными, оно было совсем забито. Губернаторы и другие светские начальники забирали священнослужителей в свои канцелярии, держали под арестом, подвергали телесным наказаниям».
«Смиренному проповеднику слова Божьего даже некого было вразумлять с своей кафедры, потому что в той среде, которая нуждалась в его вразумлена, не принято было ни ходить в церковь, ни тем более слушать какие-нибудь проповеди».
Обличать же вольтерьянцев и масонов вне храма, принимая их распространенность среди сильных мира сего, было опасно.
Однажды, когда Тихон Задонский вступил в спор с помещиком-вольтерьянцем и стал опровергать его рассуждения, то помещик дал ему пощечину.
Только высшее духовенство осмеливалось выступать против французских философов. Были изданы сочинения: «Вольтер обнаженный», «Вольтер изобличенный», «Посрамленный безбожник и натуралист» и многие другие. Но писать против материалистов и атеистов надо было с опаской, оглядываясь на императрицу-философа.
Тогдашний либерализм, как и современный, так горячо ратовавший за свободу убеждения, оказывался очень фанатичен, когда эта свобода задевала его самого.
Только испугавшись размаха революционных событий во Франции Екатерина II, княгиня Дашкова и другие вольтерьянцы (далеко не все) начинают бить отбой.
Французская революционная литература конфискуется.
Уничтожаются первые четыре тома полного собрания сочинений Вольтера, изданные тамбовским помещиком Рахманиновым. Разрешают печатать книги против Вольтера и других философов — «просветителей».
Но дело уже сделано. Граф П. С. Потемкин с тревогой пишет в 1794 году, что последователи французов, «обояющие слепые умы народные мнимою вольностью, умножаются».
Майор Пассек в написанной оде призывает брать пример с французов «и истратить царский род». Полиция даже у крестьян, работавших в Петербурге, находила рукописи революционного содержания, «Естественно было поколебаться всем нам, — пишет В. Н.
Каразин, — воспитанным в конце осьмнадцатого века».