– Коля, я не смогу, – пробормотал капитан и отвел глаза. – Ну и что, что кавказской? Девочке шесть лет! Шесть, Коля! Ну есть же пределы! Отлавливать по школам ячейки «подогрева» каторжан или дурачков-анархистов – это одно, а пускать в разработку шестилетнюю кроху… Коля, есть пределы моему зверству! Я не смогу. Делай сам.
– А я, значит, смогу? Ты, значит, так считаешь. Ну-ну.
Капитаны недовольно помолчали. На огромном экране перед ними маленькая девочка безутешно плакала у окна и разрывала им сердца.
– А через полтора года поедем домой, – лениво сказал капитан. – Напьемся в дороге, как у нас принято… и ты припомнишь мне этот день. Помнишь, в прошлом году по сводкам прошло убийство? Совершенное с особой жестокостью, а? Точь-в-точь наш вариант.
– Там психопат работал.
– А ты не психопат, да? Да мы оба с тобой «не того» после Махачкалы. Как военно-врачебную будем проходить, не представляю.
Капитаны еще помолчали. На экране симпатичная малышка беззвучно общалась с учителями, бегала на разборки – в общем, жила своей не совсем обычной, но чисто детской жизнью…
– Значит, что ж, – буркнул капитан. – Аналитику писать придется – приказали. Значит, чего-нибудь напишем. В первый раз, что ли? Напишем, Коля, напишем, и не кривись! Нам тут еще полтора года куковать, не забывай! А уж что там поймут из написанного да как – уже не наша проблема.
– О! – сказал его товарищ, поднял наставительно палец и злорадно улыбнулся. – Верно! Ну, мы сейчас и напишем!
– А что пытался свалить на меня грязную работу, я тебе еще припомню.
– Значит, в одном поезде с тобой домой не поеду, – пробурчал капитан и пододвинулся к экрану.
-=-=-
Галдящая толпа учеников с шумом прошла мимо будочки смотрящего и растеклась по двору Дома коммунальщиков. Следом за ними через некоторое время быстро прошагала маленькая девочка и, не обращая внимания на обидные выкрики, скрылась в подъезде. Старший объекта проводил ее внимательным взглядом.
– Не повезло девчонке, – бросил он задумчиво сменщику. – Русская, а по лицу чистая грачка. Говорят, мамочка нагуляла. Родному папику хорошо, он с семьей в центральном секторе блаженствует под охраной СОБРа, а ей каково? У нас Южный фронт многие помнят, и государство эту память… разжигает, да. В школу пошла, а там штурмовики. Волчата нации, конченые придурки. Задавят малышку. И во дворе ее долбят. А ты, гаденыш, натравливаешь. Скажешь, нет?
– Ну и что? – вылупился белобрысый сменщик. – В чем проблема? У нас русский мир! Кто недоволен, пусть валит за Большой Кавказский хребет! Так сам лидер нации говорил, я слышал! Да я вообще ее пришибу, и мне ничего не будет!
Старший объекта молча бросил на него презрительный взгляд.
– Что, понравилась? – вдруг ухмыльнулся сменщик и покровительственно хлопнул старшего по плечу. – Я заметил, тебе маленькие очень нравятся! Уй… отпусти!
– Еще раз хлопнешь по плечу – руку оторву! – тихо пообещал старик. – Гнида. Ты даже против шестилетки слабак. Чужими руками норовишь. Увижу, что пацанов на нее напускаешь…
– И что мне будет? – нагло спросил парень. – За мной все, а за тобой кто?
– Свободен, – буркнул старший. – Дежурство сдал, дежурство принял – пошел вон.
-=-=
– Пришли, я здесь живу, – сказал мальчик, прищурился и посмотрел вверх. – Вон, видишь окно? У самого купола, рядом с солнцем. Ночью слышно, как по крыше кары ездят. Ремонтники прямо напротив окна по переходам лазят! Как заорут под ухом, аж подпрыгиваем! Мама говорит, скоро привыкнем. А так ничего, даже хорошо, жить можно. Птички в окно заглядывают, их много там, под куполом. У них там гнезда.
Зита с сомнением оглядела бесконечную белую стену с редкими дверями подъездов.
– Железнодорожная общага – это хорошо! – убежденно сказал малыш. – У нас карточная столовая на первом этаже, даже выходить из дома не нужно! Общая прачечная есть еще – да много чего есть! Главное, тут чисто и за порядком смотрят! У нас свой штурмовой отряд – знаешь, какие они строгие?!
Малыш покосился на каменно неподвижное лицо подруги и добавил потише:
– Но тебе лучше не заходить. Они ж не знают, что ты казачка.
– А двор где?
