- Ну и дела!..- вздохнул Рахман.
- Разве не ты мне говорил: "Мой Адиль тихий, послушный мальчик, будет любить тебя, как родную мать...". Где все это? Я спрашиваю тебя! Разве тихие, послушные дети бывают такими? Так ли любят родную мать? Нет!.. Не быть мне дочерью Мир-Мамеда, если я хоть день еще останусь в этом проклятом доме! - Дилефруз опять начала жалобно всхлипывать. - За это время, я похудела ровно на два триста. Платья висят на мне, как на вешалке.
Женщина решила, что настало время лишиться чувств, грохнуться с сундука на пол. Однако прикинув, что Рахман стоит далеко и не успеет подхватить ее, она закатила глаза и завопила:
- Вай!.. Вай!.. Вай!..
Рахман шагнул вперед и едва поймал грузное тело супруги.
- Термометр! - прошептала Дилефруз, хватаясь рукой за сердце.
Светало. А Адиль все еще ворочался в постели.
Пробило десять. Первым на плач Мамеда встал Адиль. Вскоре проснулась и Дилефруз. Что касается Рахмана, он натянул на голову одеяло и никак не хотел открывать глаз.
Мамед продолжал капризничать.
- Не даст, не даст поспать, сукии сын! - ворчал отец. - Можно подумать, его поили молоком ослицы, Кричит, как резаный...
Когда Рахман был дома, Дилефруз пальцем о палец не ударяла. Он и чай ставил, и пол подметал, и за сыном присматривал.
Зная хорошо свои обязанности, Рахман встал, взял Мамеда на руки и начал прохаживаться по комнате, напевая:
Мой сынишка-шалунишка,
Толотый, кругленький мальчишка,
На заре уже не спит,
Как осленок, голосит...
Услышав слово "осленок", Дилефруз бросила на мужа сердитый взгляд, однако ничего не сказала, ибо Рахман тут же звонко расцеловал сына в обе щеки.
Когда Адиль выходил в галерею умываться, Дилефруз проводила его ненавидящим взглядом, и, высунув из-под одеяла правую руку, погрозила мужу пальцем:
- Смотри, Рахман... Отчитаешь его сегодня - хорошо. А будешь молчать, как немой, - пеняй на себя. Я знаю, что мне делать...
Рахмам обиженно посмотрел на жену.
- Послушай, Дилефруз-ханум, заклинаю тебя твоей дорогой жизнью... Будет! Перестань сердиться. Он еще ребенок! От недомыслия все... Вот и наглупил. Стоит ли с утра поднимать скандал?
- Нет, я не допущу, не позволю себя оскорблять! Муж покачал головой и забормотал:
- Ну и дела...
Вошел Адиль. Рахман остановил его.
- Присядь, сынок, у меня к тебе дело.
Адиль перекинул полотенце через плечо и опустился на стул. Казалось, Дилефруз укололи шилом. Она подскочила в постели и отвернулась к стене.
Рахмаи поставил Мамеда на пол. Мальчик схвати с тарелки котлету, оставшуюся с вечера, и побежал во двор.
Рахман долго молчал, моргая глазами. Наконец взглянул на Адиля, потом на спину Дилефруз и тяжело вздохнул. Взял стул, сел, опять потупился. Казалось, ему было стыдно сына. Дилефруз с нетерпением ждала, когда муж начнет. Ей хотелось, чтобы Рахман накричал на Адиля, залепил несколько пощечин. Только после этого она могла бы успокоиться.
Однако вышло совсем по-другому.
- Где ты был вчера вечером, Адиль? - ласково спросил Рахман.
- Гулял. На карнавале... - ответил Адиль, глядя отцу прямо в глаза.
Рахман опять помолчал, словно не знал, что еще спросить.
- Значит, гулял, да?
- Да! Ходил гулять... И опять пойду! Этого мне никто не запретит. Если ты имеешь что-нибудь против - объясни почему. Что в этом плохого?.. Знай, отец, жить с Дилефруз я больше не могу.
Чувствуя, что Рахман совсем размякает, Дилефруз заворочалась в постели, давая знать, что гнев ее не остыл.
- Нехорошо поступаешь, сынок. Прежде она любила тебя, как родная мать... Не понимаю, что между вами произошло?..
- Ошибаешься, отец! - перебил Адиль. - Ты многого не знаешь. Говоришь, раньше она меня любила... Я и сам раньше старался не думать, родная она или неродная... Но сейчас она на каждом шагу подчеркивает, что я чужой. Мое терпение лопнуло. Начнутся в университете занятия - уйду из этого дома.
Рахман не верил своим ушам.
- Куда уйдешь?
- В общежитие.
- Сынок, - Paхман ласково посмотрел на сына, - будь разумным, наберись терпения. Человек должен отдавать себе отчет в своих словах и поступках. Сегодня ты обижен на Дилефруз, а завтра вы помиритесь.
