- Опоздаешь на работу? Не бойся. А я на что? Думаешь, у меня нет своих людей? Клянусь твоей драгоценной жизнью, один мой дружок, доктор, может дать тебе больничный лист на целый год. О чем беспокоишься?
Стоит мне попросить этого друга, он живого человека представит в справке мертвецом.
Рахман говорил с большим жаром и даже вспотел. Он достал платок, вытер лоб, шею. Затем поднял рюмку.
- Выпьем, Дилефруз-ханум, за наше будущее! За наше общее счастье.
- Будь здоров.
- Будь здорова, душа моя.
Чокнулись. Выпили. Дйлефруз сморщилась. Рахман быстро отрезал кусочек яблока и протянул ей.
Воспользовавшись паузой, Дйлефруз встала из-за стола, подошла к окну и открыла крышку старого патефона.
- А как ты относишься к музыке?
- К. музыке, говоришь? Очень люблю наши старинные песни. И еще мне нравится мугамат*.
______________ * Мугамат - восточные мелодии (часто импровизации).
Дилефруз смахнула с пластинки пыль, завела патефон. Комната огласилась песней.
Из-за черной занавески на окне в комнату врывался свежий ночной ветерок. Абажур медленно раскачивался из стороны в сторону. По стенам плыли причудливые тени.
Рахман чувствовал себя непринужденно, как дома. Кажется и песня пришлась ему по душе. Расхаживая по комнате, он потряхивал плечами в такт музыке и мурлыкал себе под нос.
Вино - это только причина. Чтоб с нею часочек побыть.
Рахман подошел к окну, раскинул в стороны рута, потянулся.
- Дилефруз-ханум.
Женщина подумала, что Рахман хочет обнять ее и отпрянула назад.
- Рахман!...
Она посмотрела на него осоловелыми глазами и как-то странно засмеялась.
В один миг хмелъ вылетел из roловы Рахмана. Он сел на край кровати.
- Дилефруз-ханум, подойди.
- Не-е-т... - Но глаза ее хитро смеялись.
Рахман встал, схватил женщину за талию и притянул к себе...
Под тюфяком что-то хрустнуло. Это была фотография покойного мужа Дилефруз.
В ДОМЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ МАЧЕХА
Дилефруз переехала к Рахману. Приходилось торопиться: женщина была беременна.
В первое время мачеха обращалась с Адилем ласково, готовила ему вкусные блюда, стирала его рубашки - словом, ухаживала, как за родным сыном. В доме то и дело слышалось: "Адиль-джан, ты устал? Я постелю ляг, отдохни", "Обед стынет, поешь, Адиль-джан", "Не задерживайся в школе. Адиль-джан. Я волнуюсь..."
С самого начала Адиль уловил в отношении мачехи к себе какую-то фальшь, неискренность. Он видел в ней чужую женщину, стремящуюся сыграть роль его матери - Наргиз.
Рахман все понимал и, как мог, старался отвлечь сына от этих мыслей. Он часто вмешивался в разговор Дилефруз с Адилем, пытаясь придать беседе искренность и задушевность.
После школы Адиль уходил куда-нибудь с товарищами и возвращался домой только к вечеру, вынуждаемый голодом. Плов с шафраном, мастерски приготовленный Дилефруз, жирный бозбаш, пельмени с чесноком и уксусом потеряли для него первоначальную прелесть. За столом он чувствовал себя неловко, как в гостях.
"Эх, была бы жива мама! - часто думал Адиль. - С ней хоть до конца жизни ел бы черствый хлеб!"
Все в этом доме стало казаться мальчику чужим. Но, боясь обидеть отца, он не говорил ему ни слова, ничем не выражал своего недовольства.
Еще в тот день, когда Дилефруз впервые появилась в доме с красной черепичной крышей, Рахман сказал сыну:
- Очень прошу тебя, Адиль. Ради меня. Слушайся Дилефруз-ханум. Не груби ей. Как говорится, попала вода в стакан - стала питьевой. Без женщины наш дом пропадет.
Мачеха с самого начала не понравилась Адилю. Мальчик смотрел, как она непринужденно, по-хозяйски расхаживает по дому, слушал ее грубый голос, и у него начинало щемить сердце.
Адиль не верил этой женщине. Какое-то внутреннее чувство подсказывало мальчику, что пройдет немного времени, Дилефруз обоснуется на новом месте, заберет весь дом в свои руки, и для него наступят черные дни. Он старался заставить себя думать иначе.
"Про мачех всегда говорят плохо. В человеке легко ошибиться. Возможно, у Дилефруз-ханум доброе сердце. Что бы там ни было, ради отца я должен ладить с этой женщиной".
Расставшись с зеленой будкой, Дилефруз стала настоящей домашней барынькой. Она неделями не показывалась на улицу, с утра до вечера прибирала комнаты, галерею, переставляла мебель - словом, все делала по своему вкусу. Адиль с грустью наблюдал, как в доме меняется порядок, установленный покойной матерью. Он пытался возражать, но это ни к чему не привело.
