Уильям Сесил, лорд Бергли, оперся на свою трость с миной безмерного терпения и страдания.
Розамунда с изумлением смотрела на эту сцену: королева — в отороченной мехом спальной мантии, с полураспущенными волосами — и ее фрейлины, готовящие ее ко дню Рождества! По всей спальне разбросаны туфли, пролиты жемчужные белила, кругом перепуганные лица!
Розамунда боялась, что у нее такое же лицо. Анна говорила ей, что на королеву находят приступы раздражения, иногда даже ярости, раза два в день. Но они быстро проходят, и потом она спокойно занимается делами. Так что Розамунда выглядывала из-за подвернутого занавеса королевской постели, опираясь на полку с молитвенниками.
Она сомневалась, что сможет когда-нибудь стать таким сангвиником, как лорд Бергли. Конечно, он много раз был свидетелем таких бурь и понял, как заставить королеву вернуться к делам, — для ее же пользы. Сегодня он старался убедить ее сократить продуманный план рождественских праздников — ради ее безопасности — и оставаться в своих апартаментах, пока не поймают загадочного лорда Мисрула и не допросят его. Долго ждать не придется, зная, как взбешен лорд Лестер и его люди, которые рвали дворец на куски, отыскивая злодея. Но королева ничего из этого не услышит.
— Ваше величество, — произнес лорд Бергли, — никто не обвинит вас, если вы и окажетесь трепещущей трусихой. Просто неразумно ходить посреди толпы, когда налицо заговор.
— Ха, заговор! — фыркнула королева. — Какой это заговор! Просто праздничная проказа против Лестера, который определенно стоял так, что его можно было сбить ударом, двумя… как угодно.
— Не соглашусь, ваше величество, — проворчал Бергли. — Пока мы не можем знать, была ли это только выходка против Роберта Дадли, или действуют силы глубже. Сам факт, что какой-то злодей просочился на ваш праздник, очень тревожен. С этой Испанией, Францией, королевой Шотландии… их связями…
— Не говори мне о королеве шотландцев! — вспыхнула Елизавета. — Меня тошнит от одного ее имени. Мало того, что первая леди Леннокс постоянно умоляет меня разрешить ей отправить ее никчемного сына в Эдинбург. Или я не могу насладиться моим Рождеством без ее вмешательства?!
— Боюсь, мы не сможем удержать ее от вмешательства, — отозвался Бергли. — Она — постоянная угроза, ваше величество, даже будучи за границей, где она и есть, но с поддержкой Франции. Ее амбиции давно хорошо известны.
— Если бы она сделала, как я говорю, и вышла замуж за лорда Дадли, ее амбиции укоротились бы, — пробормотала королева, хватая флакон с духами. Спальня наполнилась ароматом фиалок.
— Вы и в самом деле полагаете, что она так сделает? — спросил Бергли.
Елизавета пожала плечами:
— Нет. С Лестером, так оплошавшим с этой глупой выходкой, — нет.
— А если это не просто глупая выходка, ваше величество?
Королева вздохнула:
— Хорошо, добавьте стражи в церкви и коридорах. Но это все, на что я соглашусь.
— Вам лучше бы оставаться здесь, в ваших апартаментах.
— Нет! — Елизавета так яростно мотнула головой, что вылетели шпильки, только что вставленные в ее волосы. — Это Рождество, возможно, последнее для дорогой мисс Эшли, и я хочу доставить ей удовольствие, и без всяких неприятностей.
— Хорошо, ваше величество. — Бергли поклонился и ушел.
Леди стояли, недвижимы, пока королева снова не грохнула по туалетному столику, разметав драгоценности по полу.
— Что вы все стоите, разинув рот?! Нам пора быть в церкви. Достаньте золоченые рукава.
Наконец, ее облачили в прекрасное зеленое с золотым одеяние, а волосы убрали под золотую сеточку и ленту, украшенную драгоценностями; на плечи была накинута отороченная мехом мантия. Она протянула руку в перстнях за молитвенником, и Розамунда тут же подала его.
— Спасибо, леди Розамунда. Не пройдете ли со мной в церковь?
— Конечно, ваше величество, — ответила изумленная Розамунда. Предназначенное ей правилами место было в конце процессии — вместе с другими камеристками, но не могла же она возразить королеве. Она встала рядом с королевой, и они прошествовали из спальни через гостевой зал.
— Ты танцевала с этим неизвестным лордом Мисрулом прошлым вечером, не так ли?!
