— Ой…
— Что такое?
— Будь молодцом, Томас, — сказал он и мгновенно юркнул за тележку.
Я пожал плечами и решил не бежать за ним сразу же. Заглянув за тележку минуту спустя, я его уже не увидел. Я обвел взглядом весь Амстелвелд. Звана нигде не было видно.
Я пошел прочь и столкнулся нос к носу с Бет.
Я не сразу узнал ее. В обеих руках у нее было по сумке. На улице Бет, в своих железных очках, выглядела еще более строгой.
— А где же Пим, Томас? — спросила она.
— Смылся, — сказал я. — Елки-палки, он вдруг драпанул, я и пёрнуть не успел.
Я ничего не мог с собой поделать, при виде Бет грубые слова так и лезли из меня против моей воли.
— Да, — сказала Бет, — он меня заметил. Не беда — ты можешь занять его место.
— Его место? Как это? Почему?
— Потому что ты очень хороший мальчик.
— Правда?
— Ты мне не веришь?
— Не верю.
— Я всегда говорю только то, что думаю.
— А ты не можешь при этом врать и выглядеть так, будто ты это правда думаешь?
Бет ничего не ответила. В ее глазах искрой мелькнула улыбка.
— И чего же мне нужно делать?
Она подняла свои сумки.
— Помоги мне нести, — сказала она.
— Они пустые.
— Скоро наполнятся. Идем.
Бет повернулась и пошла дальше.
— Я с тобой не пойду! — закричал я.
И через секунду уже бежал за ней следом.
Первым делом мы пошли в мясную лавку Билле на площади Фредерика (папа всегда произносит его фамилию на французский манер — Бий). Оказалось, что в понедельник магазин закрыт.
— Тьфу ты, — огорчилась Бет, — всякий раз забываю.
Затем мы пошли в зеленную лавку Глазера на Вейзелхрахт, в бакалею Де Спервера на Ветерингсханс. Во всех этих лавках Бет доставала из кошелька малюсенькие талончики — продовольственные карточки, будь они неладны, в которых я ни черта не смыслю.
После похода по магазинам я тащился по улице уже с двумя тяжеленными сумками. Поскольку Бет шла налегке, она легко перегоняла меня, а я, вприпрыжку и высунув язык, едва поспевал за ней.
— Вот уж я Звану влеплю, — сказал я.
Бет принялась насвистывать грустный мотив. Но сама от этого насвистывания, похоже, развеселилась; время от времени она так мотала головой, что развевались ее длинные черные волосы.
— Я умею играть гимн «Вильгельмус» на флейте, — сказал я. — В прошлом году в День королевы заработал этим кучу денег.
Бет начала громко свистеть мотив «Вильгельмуса».
— На маминой флейте, — уточнил я.
Она перестала свистеть.
— Неужели ты умеешь играть на флейте, Томас? — удивилась она. — Не верю!
Ой-ой-ой, подумал я, она видит меня насквозь и видит, что я в нее по уши втюхался, что же теперь делать?
— Ты думаешь, что я уличный мальчишка, да? — спросил я.
— Ты принадлежишь к дворянскому роду, — сказала Бет. — Правда, не к самому знатному.
На углу Ветерингсханс и Ниуве Вейзелстрат я поставил сумки на тротуар и показал на противоположную сторону.
— Там и есть Ден Тексстрат, — сказал я.
— Пошли, — сказала она и быстро-быстро пересекла улицу. Я поднял сумки и побрел за ней, почти не чувствуя своих затекших рук.
На Ден Тексстрат было пустынно и тихо, как на любой улице в воскресенье. На тротуарах не видно играющих детей. Из окна верхнего этажа высунулась длинная рука — кто-то вытряхивал пыльную тряпку.
Пройдя улицу до середины, Бет остановилась. Повернулась влево и показала на большой роскошный дом.
Я не сразу догнал ее.
— Вот тут, — сказала она и кивнула (иногда кивнуть — то же самое, что показать пальцем).
— Что тут? — спросил я.
— В этом доме жили дядя Давид и тетя Минни.
— А-а… — сказал я.
— И Пим.
— А-а… — сказал я.
— И ты сюда тоже приходил. Ты совсем не помнишь, да? Ты приходил сюда на день рождения к Пиму. И очень понравился дяде Давиду и тете Минни — они считали, что ты такой чудесный малыш.
Бет посмотрела на меня.
— Ты и был чудесным малышом, хотя у тебя уже тогда вечно текло из носа.
— Да ну? — сказал я, потому что из-за тяжелых сумок не мог высморкаться в ее красивый платок.
— Родители Пима и твои родители познакомились на улице, несколько раз разговаривали о том о сем. И поскольку ты был таким же мальчишечкой, как и Пим, дядя Давид с тетей Минни решили пригласить тебя к Пиму на рожденье. Тебе было четыре годика.
