По поводу расстрела красноармейца у меня не было двух мнений — это бесчеловечно. Лишать человека жизни — преступление.
Возражающим мне, скажу, что существование в действующей армии штрафных батальонов тоже несло в себе наказание и угрозу жизни, но выбор между жизнью и смертью предоставлялся судьбе.
Наше общество еще задолго до начавшейся войны нарушило святое право на человеческую жизнь и поэтому так легко стреляло в своих людей. Репрессии, начатые в мирное время, продолжились в тяжелейшие годы Отечественной войны.
Слова, часто употреблявшиеся в жизни: «Все для человека, все во имя человека», оказались лишь красивой фразой, лишенной всякого содержания, демагогическим лозунгом системы.
6.
13-я гвардейская дивизия, куда пришло наше пополнение, уже прошла через испытания войной.
Комиссаром дивизии, с которым я познакомился только теперь по книге И. А. Самчука «Тринадцатая гвардейская», был боевой командир воздушно-десантных войск — в начале войны полковник, а затем генерал-майор Александр Ильич Родимцев.
Война застала его на Украине, он служил в 3-м воздушно-десантном корпусе, выходил с боями из немецкого тыла. Был командиром 5-й воздушно-десантной бригады. Потом корпус был преобразован в 87-ю стрелковую дивизию, и полковник Родимцев стал командиром дивизии.
В составе полка находился батальон 82-мм минометов. В этот батальон и определили меня с Сережей при распределении прибывшего пополнения.
Связь с левым берегом реки, где были расположены дивизионная артиллерия, штаб и тылы дивизии, поддерживалась только через единственный мост у Старого Салтова. Боеприпасы и продовольствие доставлялось на плацдарм с запозданием и в незначительных количествах. Правда, через Северский Донец в районе Нового Салтова была возведена огромная переправа, но ее пропускная способность оказалась ничтожной.
Немецкое командование, безусловно, знало о наших трудностях с подвозом материальных средств. Стремясь сорвать подвоз боеприпасов и продовольствия, гитлеровцы ежедневно по несколько раз бомбили мост.
Личный состав дивизии занимался обычными армейскими делами — изучал оружие, боевую технику, нес караульную службу. Я, кроме солдатских обязанностей, проводил читку фронтовой газеты, раз в неделю выпускал ротный «Боевой листок».
Дивизия удерживала оборону на Донце. Благодаря стабильности обстановки, была возможность заниматься политико-массовой работой в роте. В начале мая дивизия получила приказ командующего армии о подготовке к наступлению.
О приближающейся дате приходилось догадываться по приказам, знакомым бывалым фронтовикам, — движению и шуму боевой техники, которую подтягивали по ночам к переднему краю обороны, подготовительному оживлению в частях.
Чувствовался общий подъем, воинственный настрой. Говорили, что на сей раз «немец» не выдержит удара, что его стоит только сорвать с места, а потом он сам начнет драпать. В войсках ждали со дня на день приказ о дне наступления.
Теперь расскажу об этом дне по своим воспоминаниям.
11 мая ночью нам было объявлено о дне и часе наступления. Оно должно было начаться 12 мая в 5.00. К этому часу мы ждали сигнала и, когда уже начало светать, ровно в 5.00, началась артиллерийская подготовка.
От артобстрела стало светло на горизонте — сила огня, гул непрекращающейся канонады вызывали чувства долгожданной удовлетворенности и уверенности.
Наконец-то! Свершилось!
Еще большую радость вызвал после окончания артобстрела удар авиации.
Как долго мы ждали этого часа!
В 7 часов с наблюдательных пунктов дивизии и полков был подан сигнал о выходе в атаку.
Утро давно уже наступило.
Войска, не встречая сопротивления, быстрым маршем продвигались вперед по бескрайней степи, с остатками талого снега, а красноармейцы с опаской всматривались в даль, отыскивая замаскированные у горизонта вражеские приметы.
По всей вероятности, удар прицельно накрыл немецкие укрепления, сорвал обороняющихся, а действующие впереди нас части пехоты сумели развить успех артиллерии и авиации. Через несколько часов марша на горизонте появились очертания леса. Была подана команда остановиться. Для противника мы были удобной мишенью.
