– Привет, – говорит он.
– Привет.
Тащу проигрыватель через комнату.
– А откуда ты только что вышел?
– Из чулана. Там есть такая маленькая комнатка… – И застываю на месте. О. Боже. Мой…
– Круто. Покажешь?
– Нет! В смысле… извини… О ней никто не знает… в смысле… когда-нибудь… может быть…
– Все хорошо, приятель. Твою тайну от меня никто не узнает…
Мы смотрим друг на друга и улыбаемся.
– Слушай, это круто, – говорит он. – Ты им пользуешься? – Уэб щелкает кнопками магнитофона, крутит в пальцах микрофон.
– Постоянно.
Сейчас к месту придется только один альбом: достаю его из конверта и ставлю на опорный диск проигрывателя. Поднимаю звукосниматель, завожу его над пластинкой: статический белый шум, ровное чш-чш-чш барабанов, стрррррумм гитары… аххх! Зигги. Никогда не подведет.
– Превосходная песня, – говорит он. – Проклятье, ты был прав насчет его голоса. Он словно с другой планеты.
– Это история самого Зигги, – говорю я, барабаня по воздуху пальцами.
– Правда?
– Угу. Он пришел со звезд, чтобы спасти всех потерянных в этом мире, а потом они забрали у него так много, что разорили его душу, и Зигги стал частицами звездной пыли, вечно парящими в небе.
– Потрясно.
– Ага. Он определенно мой мессия…
Проклятье! Опять…
– Точняк, приятель. Хочешь, сейчас что-нибудь запишем?
– В смысле?
– На твой магнитофон.
– Правда?
– Ага, это будет здорово.
– Ну… наверное. Если хочешь. Возьми там на столе кассету.
Соскальзываю на пол, сажусь рядом с ним. Мы ложимся на животы, опираясь на локти, лицом друг к другу. Одновременно нажимаю кнопки воспроизведения и записи:
– Проба. Раз, два, три. Всем привет. Это Джонатан Коллинз, я веду для вас прямой репортаж с Луны. Я здесь с… представьтесь, пожалуйста, сэр!
– Уэб.
– Говорите в микрофон, пожалуйста.
– А-а… УЭБ!
– Эй, не так близко!
– Извини… Уэб Астронавт.
– Уже лучше. Ладно. Итак, мистер Астронавт, что привело вас сегодня на Луну?
– Я пришел сюда, чтобы кое-что найти.
– Хорошо, и что же вы…
– И убраться подальше от всех людей на Земле.
– Почему вам захотелось это сделать, мистер Астронавт?.. Ты чего смеешься?
– Да так, странно это.
– Ты сам хотел записаться!
– Ладно, ладно.
– Итак, мистер Астронавт. Почему вы захотели убраться подальше от всех людей?
– Потому, приятель, что там, внизу, все ГРЕБАНЫЕ…
– Уэб, не выражайся! И не так близко к микрофону, это искажает звук.
– Извини. Но это правда.
– Почему вы так говорите, мистер Астронавт?
– Потому что люди – они такие. Они все неправильно поняли. Они думают, что творят добро войнами, невежеством, дискриминацией и всем прочим. Но на самом деле убивают этим Землю.
– Да.
– Вот почему я здесь. На Луне. Здесь безопасно и тихо, мистер Коллинз.
– Действительно.
– Никто нас не побеспокоит, никто не навредит. Есть только мы.
– Только мы…
– На Луне…
– На Луне… вместе… где нет ничего сломанного…
– И мы летим к звездам, как твой Зигги…
– И преодолеваем время и пространство, чтобы добраться сюда, как делает Pink Floyd в «The Dark Side of the Moon»…
– И все, что нам остается, – это Сейчас.
– Эй, это же цитата для нашего доклада! – восклицаю я.
– Ага! Мы можем сделать его на Луне!
– С музыкой!
– Ага!
– Клянусь, мне кажется, мы только что сообразили, как выполнить задание, мистер Астронавт!
– Хорошо. Теперь, когда дело сделано, а мы все еще на Луне, вы должны ответить мне на один глубокий и личный вопрос о вашем детстве, мистер Коллинз.
– Э-э, погодите-ка, я думал, что это я репортер…
– Фруктовый лед с каким вкусом вы больше всего любите?
– ХА!
– Не так близко к микрофону…
– Точно… Это легкий вопрос. «Бомб-Поп». А вы?
– О, безусловно, это «Пушап-Поп». Весь такой апельсиновый.
– Вкусный…
– Ага…
Мы какое-то время молчим, по-прежнему лежа лицом друг к другу.
– Мне нравится быть с вами на Луне, мистер Астронавт, – шепчу я.
– Мы можем прилетать сюда, когда захотим, Джонатан.
– Мы можем остаться здесь навсегда.
– Я бы с большим удовольствием, – тихо говорит он.
– Ты бы остался?
– Да… остался бы…
– …я тоже…
Он берет меня за руку, водит пальцем по линиям ладони. Жалящее ощущение, но я его игнорирую.
– И, может быть, когда-нибудь настанет день, когда нам не придется проделывать такой путь, чтобы оказаться в безопасности, понимаешь? Может, однажды мы сможем остаться… здесь, внизу… понимаешь?
