— Но ведь он даже на восьмую не был евреем. Он был чистокровный ариец. — Я собрала все свое мужество и сказала: — Кто-то обманул тебя, Ади.
Он отвернулся, прошел шатаясь несколько шагов и в последний момент за что-то ухватился, чтобы не упасть. Не говоря больше ни слова, он, шаркая ногами, вышел из комнаты. Я осталась с радостным чувством на душе: до этого я боялась, что он позабыл про этот случай за всеми своими заботами. И как я могла такое подумать, ведь он никогда ни о чем не забывает.
Магда не встает с постели. У нее плохо с сердцем от того, что ей предстоит отравить собственных детей. Да, я должна радоваться, что Зигги нет в живых.
25. IV.45
Я вспоминаю огромные карты, разложенные на столе перед большим окном в Бергхофе: Россия, Западная Европа, Балканы, Северная Африка. Теперь на столе лишь маленькая карта Берлина. Русские от нас всего в километре, в Тиргартене, они рвутся сюда со всех сторон, движутся по улицам и тоннелям метро. Еще пару дней, и на столе останется лишь план нашего бункера.
Сегодня днем во время второго завтрака были с ним некоторое время вдвоем, но я не решилась снова затронуть тему казни Зигги. Какой во всем этом смысл? Пока Ади доедал свою жидкую овсяную кашу, пришел Линге с сообщением, что только что армада из сотен тяжелых бомбардировщиков бомбила Оберзальцберг, в результате все уничтожено, включая Бергхоф. Я вздрогнула — целого куска моей жизни больше нет. Адольф остался невозмутимым.
— Очень хорошо, — кивнул головой он, продолжая жевать. — Иначе мне пришлось бы сделать это самому.
26. IV.45
Возникли проблемы с мужем моей сестры. Вечером собрались Гитлер, Геббельс, Магда и я, дети заснули, а мужчины вспоминали момент, с которого пошли все неудачи. Я попыталась их подбодрить напоминанием о праздниках, которые мы устраивали в Бергхофе, но ничего не помогало, ощущение было такое, словно в комнате реет сама смерть. Вдруг дежурный военный позвал меня к телефону. Я подумала, что это, возможно, звонят мои родители, но оказалось, что это Фегеляйн. Я спросила его, где он сейчас находится, но он не ответил. Он сказал, что я должна оставить фюрера и немедленно бежать с ним из Берлина, а то через несколько часов будет поздно. Сам он уезжает, он не собирается умирать здесь за дело, которое все равно проиграно, и я тоже не должна этого делать. Я возмущенно потребовала, чтобы он немедленно возвращался в крепость — фюрер не знает пощады к дезертирам. После этого он, не прощаясь, положил трубку. Я ничего не сказала об этом разговоре Ади, но телефон, разумеется, прослушивался, и через какое — то время ему обо всем доложили. Он приказал найти Фегеляйна и арестовать его.
Зачем он мне звонил? Ведь он знал, что линия прослушивается. Возможно, с его стороны это было последней отчаянной попыткой воспользоваться моей карточкой личной неприкосновенности, выданной фюрером. Бедная Гретель. Только бы у нее все было благополучно.
27. IV.45
Больше недели я не выходила из подземелья, я знаю, что никогда уже не увижу солнца, ну да Бог с ним. Я прожила тридцать три года и получила почти все, что желала, — зачем мне тянуть до восьмидесяти восьми, чтобы встретить 2000 год в разнузданной большевистской помойке? Нет, не надо, я счастлива как никто, что я здесь, плечом к плечу со своим любимым, и скоро умру вместе с ним. В эти несколько дней, остающиеся до смерти, я часто вспоминаю наши первые встречи, когда я еще не знала, кто он. Мне было тогда семнадцать лет, я только что начала работать у Гофмана, который иногда разрешал мне помогать ему при проявке. Я любила бывать в этой комнате, освещенной таинственным красным светом, возникало чувство, будто попадаешь на другую планету, — до сих пор у меня перед глазами лицо, возникающее в кювете для проявки словно дух из сверкающей и переливающейся пустоты.
Сегодня днем Германа схватили. Он был у себя в квартире на Блайбтрой-штрассе и уже стоял на пороге, приготовившись к отъезду, в штатской одежде, с сумкой, полной денег и драгоценностей, в сопровождении своей любовницы, жены одного интернированного венгерского дипломата, — вместе они собирались бежать в Швейцарию. Ей удалось скрыться. Ох, как же я ненавижу этого дважды предателя. Мне показалось, что Ади хочет отдать приказ о его немедленном расстреле, но я упросила его отказаться от этого, ссылаясь на Гретель, ведь со дня на день она должна родить, и в итоге его только взяли под стражу, понизив в должности.
