Пролистав множество книг и совершив прогулку, Жюльетта, которая в этот вырванный из времени день шла от одного удивительного открытия к другому, вдруг обнаружила, что уже наступил вечер. Тогда она решила организовать себе пикник, наполнила небольшую корзину провизией и, повесив ее на руку, отправилась на природу. Она ни разу не вспомнила о Ландрекуре, и теперь, ужиная под деревьями, принадлежавшими этому хлебосольному хозяину, помимо собственной воли думала не о нем, а о г-же Валандор и о той тревоге, которую должно было вызвать ее исчезновение. Жюльетта хотела бы успокоить ее, не раскрывая, однако, где находится ее убежище: «Если я доверюсь ей, она приедет сюда вместе с Эктором, — говорила она себе. — Они все мне простят, но их волнение и слезы тронут мое сердце, и тогда я пропала. Притворюсь-ка я лучше мертвой. Ведь если бы я действительно умерла, они бы это уже знали».
А в это же самое время Ландрекур вместе с г-жой Фасибе входил в одну небольшую деревенскую гостиницу. Их лица светились счастьем, они держали друг друга за руки и смеялись. Они встретились еще днем в одном из крупных отелей Бордо. Элегантно одетая, благоухающая свежестью г-жа Фасибе ждала Ландрекура в двери своего номера. «Андре, Андре!» — воскликнула она, когда он появился в коридоре. Она протягивала к нему руки, все время призывая его, чтобы исчезнуть в проеме двери своей небольшой гостиной, как только он оказался рядом. Он устремился к ней и успел только прошептать «Моя любовь», прежде чем воцарилась тишина, свидетельствующая о пылких поцелуях. Они не сели рядом: ведь это отдаляло бы их друг от друга, а вышли на балкон, сжали друг друга в объятиях и стали говорить друг другу все то, что обычно говорят во время свиданий, когда сердце полно счастья и когда любовь сливается со страстью. Рози, которую накануне вечером довезли до отеля ее друзья, упрекала Ландрекура, что ей пришлось его ждать. «А вы, Рози, сколько недель вы заставили меня ждать вас», — сказал он ей в ответ и обнял ее. — Я хотел приехать раньше, но меня задержала в дороге дюжина деловых встреч и, чтобы выиграть время, я даже не завтракал. Ах! Какое утро, — продолжал он, — мне кажется, все это время я умирал от скуки. Мои мысли были заняты только вами, и мне едва удавалось следить за нитью бесед. Я ничего не слышал, кроме вашего голоса. Рози, Рози, вы сделали из меня совсем другого человека». Г-жа Фасибе ответила ему, что и она благодаря его любви превратилась совсем в другую женщину, что она сама себя больше не узнает, что он преобразил ее, и это заметили все ее знакомые.
Все сказанное ею было далеко от правды, но доставило Ландрекуру удовольствие. Г-жа Фасибе попросила сигарету, и он достал из кармана портсигар.
— Мой портсигар, — тут же воскликнула она.
— Я не расстаюсь с ним никогда.
— Надеюсь, Андре, что это действительно так, поскольку забыть его где-нибудь значило бы забыть меня.
— Именно поэтому такое не случится никогда, никогда в моей жизни. Забыть этот портсигар, Рози, для меня так же невозможно, как перестать вас любить.
— Прекрасно, если вы меня любите, то вы будете счастливы доставить мне радость, и я вам сейчас же предоставлю для этого удобный случай. Я хотела бы вас кое о чем попросить.
Ландрекур смотрел на нее радостным, восхищенным взглядом.
— Понимаете, Андре, у меня нет никакого желания ехать на море. Я прошу вас, аннулируйте заказ на наш номер в гостинице.
— Аннулировать заказ? Какая странная мысль. Но почему? Вы просто испорченный ребенок, Рози, — вскричал он, — не попросите ли вы меня теперь сопровождать вас в Индию?
— Нет, нет, успокойтесь. Мне хотелось бы поехать не в Индию, а в деревню — в настоящую деревню, чтобы насладиться там тремя неделями истинного покоя. Поедемте к вам.
Ландрекур запротестовал. Он стал объяснять ей, что это совершенно невозможно, что дом закрыт до 1 октября, что еще несколько дней назад, если бы она этого захотела, они могли бы прекрасно провести там вдвоем время, но теперь об этом не может быть и речи. Без прислуги, утверждал он, там было бы одновременно и неудобно, и мрачновато.
