В Париже он остановился у г-жи Зарагир, которая в тот момент, когда он вошел, вместе с мадам Даже давала очень точные указания малярам и обойщикам.
— Уходите, уходите, отвернитесь, закройте глаза, не высматривайте мои секреты, — весело закричала она, едва завидев его.
Не успел он и двух шагов сделать, как она выпроводила его в прихожую.
— Я лишь проездом в Париже, — сказал он, — у меня дела в северных департаментах и я приехал…
— Просить меня сопровождать вас? — с беспокойством спросила она.
— Есть люди, которых приглашают только тогда, когда уверены, что они не смогут принять приглашение.
— Вы не решитесь отказать мне в этом, — сказал он.
На что она воскликнула:
— Дорогуша, я готовлю наше жилище, а ты хочешь, чтобы я бросила все эти работы, руководить которыми могу только я? Разве я для себя все это делаю? Нет, это для тебя, для нас двоих. И потом, что я буду делать там, на севере? Дорогой мой, ты не эгоист, ты просто не подумал.
Погода была теплая, небо голубое, и они пошли посидеть в садике. Луи Дювиль послушал болтовню дам, ему стало скучно, и г-жа Зарагир подумала, что он загрустил.
— Да нет же, просто вы обе очень заняты, я не хочу вам мешать. До свидания, мои милые и прекрасные дамы, я поистине достоин жалости, — сказал он, удаляясь.
Оставшись одни, подруги молча переглянулись.
— Вот видишь, я его избаловала, — пояснила г-жа Зарагир. — Он привык, чтобы я подчинялась любому его капризу. А мне вовсе не хочется скучать и ждать его там в гостиничных номерах. У доброты есть пределы, в отличие от мужского эгоизма. Я обустраиваюсь, мне это интересно, он должен понимать.
— Осторожность требует, чтобы женщина шла на жертвы ради мужчины, которым она дорожит, особенно если этот мужчина не является ее мужем, — ответила г-жа Даже.
— На жертвы? Ничего себе! Ты забываешь, что я пожертвовала для него всем.
— Запомни, дорогая, что любовь дает лишь временные гарантии. Имея дело с мужчиной, нужно, в первую очередь, добиться, чтобы он был способен испытывать угрызения совести и жалость. Это, возможно, не помешает ему вам изменять, но зато создаст достаточно серьезные помехи, которые заставят его задумываться, и чаще всего помешают ему бросить вас. Тогда честь будет спасена, а это самое главное. Поверь мне: ничего не потерять — это уже победа.
Осенние краски сельских пейзажей за стеклом автомобиля перенесли Луи Дювиля в Вальронс, и он мысленно увидел грациозную Леопольдину. Придет ли она сегодня вечером в Вальронс и станет ли г-н Зарагир предлагать ей удочерить ее? Устоит ли она против соблазна стать любимой внучкой добрейшего из дедушек? Нет, она не устоит и родители сами подтолкнут ее принять столь лестное предложение. «Увы, — подумал он, — она слишком молода для меня». Он завидовал г-ну Зарагиру, завидовал тому, что тот может интересоваться ею, не вызывая кривотолков. И собственный возраст, в котором он нисколько не был виноват, вдруг показался ему худшим, самым непростительным грехом. А тут еще г-жа Зарагир, сковавшая его свободу. Она уже одним только своим существованием воздвигала стену перед его будущим, да еще заявляла о каких-то своих правах, выдвигала какие-то требования. Люди несчастные упорно пытаются мысленно переделать то прошлое, последствия которого они переживают. Луи Дювиль попытался представить себе, как складывалась бы его теперешняя жизнь, если бы он не захотел тогда отомстить г-ну Зарагиру. Возможно, у него точно так же возникла какая-нибудь невозможная любовь, только думал бы он о ней как-то иначе. А г-жа Зарагир, которая по его вине обосновывалась в Париже, обосновалась ради него и навсегда, эта прекрасная дама настолько трогательная, что порой он любил ее без любви, жила бы сейчас в Южной Америке со своим мужем.
В то самое время, когда в его голове роились такие мысли, Леопольдина плела себе венок из строгих цветов вереска, чтобы пойти в Вальронс, где как раз надеялась увидеть его. Ее красоту подчеркивало испытанное ею томление, а отблеск любви, первый отблеск прекрасной любви, придавал ей то сияние, которое исходит от женщины, находящейся во власти истинного чувства. Конечно, она не была женщиной, но внешность ее обещала многое, и это не могло не ускользнуть от Зарагира. Он сказал ей комплимент: