Накануне Нового года Денними высыпала остаток крупы и сварила кашу. Вечером детей кормить было уже нечем.
Пойти к родителям мужа Денними не решалась. После смерти Чунами свекровь ни разу не навестила внучек, она не была и на поминках. Жители деревни осуждали родителей покойного. Одна Денними не сердилась на них, она ругала себя. Снесла бы обиду — остались бы в доме свекра. И тогда Чунами, возможно, не погиб. Но так случилось. И она наказана за это. Но ведь дети не виновны ни в чем. Родители мужа должны знать, что их внучки уже второй день без еды.
Денними поспешно собралась и вышла из фанзы.
Ее приняли без осуждений, угостили обедом. Свекровь даже прослезилась, когда Денними рассказала о последних днях жизни Чунами, о его привязанности к детям. Смахнув слезу, свекровь сказала:
— Отцу Чунами давно пора на отдых. А этот бедняга вынужден таскать мешки. И все оттого, что старший сын бросил родителей. Теперь надеяться не на кого. Теперь и он погибнет.
Свекровь завернула в узел рисовые пампушки и сунула в руки растерянной невестки:
— Пусть простят внучки свою бабушку за такой скромный гостинец.
Вернувшись к себе, Денними почувствовала озноб во всем теле. Это был страх перед будущим.
Сдерживая дрожь, она отдала девочкам сверток и, не в силах стоять на ногах, опустилась на ондоль. И хорошо, что дети не тормошат ее: они заняты гостинцами бабушки. А завтра они опять захотят есть. Слава небу, что не сейчас, когда болит сердце и трудно дышать. Выбраться бы на воздух и лечь лицом в снег, может, перестанут одолевать мысли и голова остынет. Но что происходит с нею? Нельзя подняться. Ничего не слышно, не видно… Позвать людей? Как это сделать, если нет сил кричать…
Она открыла глаза — горящая коптилка еле высвечивала лицо Енсу и какого-то мужчины. Кажется, это деревенский лекарь.
— Что со мной? — спросила Денними.
— У вас плохо с сердцем, — ответил мужчина, убирая в сумку шприц.
— Я не могу вам заплатить, — сказала Денними.
— Берегите себя, у вас дети, — сказал мужчина.
Лекарь ушел. Енсу обнял девочек и стал рассказывать смешные истории. Дети не смеялись, как бывало раньше, а с испугом глядели на мать.
Денними давно не ощущала такого покоя. Все как-то странно потонуло в тишине. И она одна в этом большом и тихом мире.
— Отец Юсэка, — молвила Денними, — он волшебник, этот лекарь.
— Якчим[22] известное средство, — сказал Енсу.
— Чудесное лекарство, — повторила больная. — Почему я раньше не знала о нем?
Утром отец Юсэка рассказал о болезни Денними соседке, а к полудню об этом уже узнали все жители деревни. Люди шли к больной, неся с собой узелки с гостинцами.
Пожалуй, на поминках мужа не было столько людей. Принесли и отваренные бобы, и жареные листья молодого перца, и рисовую кашу, и фасолевую муку. Почему-то сейчас Денними вспомнила день рождения Эсуги. Еще задолго до именин Чунами добыл где-то чашечку чаипсары[23] и замочил его в теплой воде. В день торжества из этого риса он приготовил чалтэк. Посыпав липкий рисовый хлеб фасолевой мукой, поставил на стол рядом с карандашом. По поверью, если Эсуги возьмет чалтэк — жизнь ее будет сытой. Если карандаш — она непременно станет грамотной. Эсуги пристально поглядела на чалтэк, потом на карандаш, но ни того, ни другого не взяла, а принялась собирать с папсана крошки рассыпанной фасоли. Это предвещало нищету. Чунами был крайне расстроен. Он переживал так, словно предсказанное уже случилось. А потом долго сожалел, что не мог положить на столик деньги. Эсуги могла дотронуться до них — тогда она была бы богатой. Но денег не было. Теперь по вине бедных родителей не будет у дочери счастья. Денними тогда шутила над мужем. А сегодня Эсуги радуется объедкам бабушки.
Едва оправившись от болезни, Денними попыталась найти работу. «Небу угодно было, и оно взяло к себе Чунами, — думала она, выходя из фанзы. — Неужели и я, и мои дети угодны небу? Ведь кто-то должен остаться на земле, кто-то должен оплакивать горе?» Она входила в различные конторы с красочными вывесками. Ее встречали неприветливые лица.
— Даже тигр отступает перед бедой, — говорила она через силу. — Отчего в людях нет сострадания? Разве можно, не содрогаясь, слышать крик голодного ребенка?
