Однако и на свободе эта связь продолжалась. Правда, недолго – на этот раз двадцать один или двадцать два дня.
Говорили, что Жозефина воспользовалась ими, чтобы попытаться уговорить Гоша на развод. «Гордый Гош» с «ужасом» отверг эти притязания, «решительно» заявив креолке: «Можно, конечно, обойтись на минуту непотребной женщиной вместо любовницы, но никак нельзя брать ее в законные супруги».
Это послужило одним из поводов к разрыву.
Монгальяр указывает еще и второй: «Незадолго до смерти Гош не скрывал отвращения, внушаемого ему подобной связью, ибо Жозефина беспрестанно просила у него денег».
Баррас согласен с Монгальяром. Он пишет: «Хотя и казалось, что для мадам Богарне позывом для начала связей были плотские желания, самое ее распутство было сугубо рассудочным, сердце не участвовало в наслаждениях тела. Любя всегда только по расчету, похотливая креолка не теряла из виду деловые соображения даже тогда, когда ее считали покоренной и покинутой. Деловым соображениям Жозефина принесла в жертву всё. И так же, как говорили об одной особе, предшествовавшей ей в этом жанре эксплуатации, "она готова была черпать золото из черепа возлюбленного"».
Это обычная манера Барраса выражаться. Он не привык сдерживаться.
Теперь скажем о третьем поводе для разрыва между Жозефиной и Гошем и сошлемся в этом на Барраса.
Упомянув между прочим об адъютанте Гоша, «который, передавая письмо генерала мадам Богарне, был соблазнен ею», Баррас говорит: «Генерал Гош ставил мадам Богарне в упрек и капризы менее изысканные». И тут же в качестве доказательства цитирует письмо генерала Гоша: «Что касается Розы, то пусть оставит меня в покое. Я отдаю ее Ван Акерну, стремянному».
Баррас замечает: «Роза – одно из имен мадам Таше ля Пажери. Так мы называли ее между собой. Бонапарт впоследствии заменил его именем Жозефины, которое нашел менее фамильярным, менее истрепанным предшественниками и более возвышенным и пригодным для великой будущности, так же как и он сам, со временем, стал зваться не Буонапарте, а Бонапарт, а потом и просто – Наполеон, когда признал это имя более громким и звучным».
Гош решил расстаться с Жозефиной, потому что ему стало известно о ее связи с Ван Акерном.
Ван Акерн, мужчина «колоссального роста и пропорциональной силы», был предметом особого внимания со стороны Жозефины. Угадываете, какими намеками мог Баррас подчеркивать «эту пропорциональную силу»?..
Вдова гильотинированного, говорят, сделала стремянному много подарков: свой портрет в золотом медальоне, золотую цепочку и т. д.
А что мешало ей так поступить? Уж не стыдливость ли?
Несколько лет спустя Жозефина точно так же задарит Шарля, «смешного каламбуриста». Она осыплет его драгоценностями, покроет его ими, как содержанку.
Не в пользу Жозефины в этом случае привычка, вывезенная с Мартиники. Жозефина мотовка по натуре. Ни одна женщина не проматывала состояние так легкомысленно и быстро, как Жозефина. Кроме того, она раздавала направо и налево свои бриллианты, платья, шали… Достаточно было кому-нибудь из знакомых дам выразить восхищение изящной вещью. Иногда и мужчины поступали подобным образом.
От Барраса мы узнаем, что после смерти генерала его секретарь передал Жозефине любовные письма, которые она написала Гошу – заключенному Кармелитской тюрьмы. Верить ли в существование этих писем? Не в большей степени, чем всему, что пишет Баррас… Но и не в меньшей.
* * *
День, когда Жозефина вышла на свободу, и день, когда вдова Богарне станет гражданкой Бонапарт, разделяет немногим более года.
Так как же оценить первый период жизни креолки? И какое влияние окажет он на дальнейшую ее судьбу?
Первый брак заставил Жозефину разучиться любить. Отныне она – только сладострастная арфа, красивый инструмент, чьи томные струны начинают дрожать, едва их коснутся ловкие пальцы. Грубые или нежные, неважно… И Жозефина будет дрожать, часто преданная власти сладострастия больше, нежели чему-либо иному.
Она изведала любовь вольной птичкой, затерянной среди дикой природы островов, на Мартинике, где Александр почуял затаенную страстность ее скороспелой зрелости. Там она любила. Потому что там было средоточие, фокус, центр ее жизни. Она умела по-настоящему любить только среди темных ночей, полных аромата и звезд.