— Пей.
Она вскинула на него круглые, полные ужаса глаза, до последнего надеясь, что ослышалась.
— Пей! — слегка возвысил он голос и прижал руку к трясущимся губам несчастной.
Та почувствовала на языке остро-соленый вкус и зажмурилась, трясясь от омерзения и стараясь не глотать. Жесткая ладонь мешала дышать.
— Это всего лишь кровь, — заметил мужчина. — Пей. Иначе утащат и сожрут.
Последние слова не пропали зря, бедняжка прижалась губами к разверстой ране, зажмурилась от ужаса и, стараясь, чтобы лицо не передернула судорога отвращения, сделала несколько глотков. Желудок тот час подпрыгнул к горлу вместе со всем содержимым. Недавно съеденный ужин сделал попытку устремиться прочь. Девушку передернуло, живот скрутило, на глаза навернулись слезы, и несчастная скорчилась, отворачиваясь от мага, понимая, что не может с собой бороться, ибо никогда прежде не чувствовала себя столь омерзительно.
— Не смей.
Приступ рвоты прекратился, не успев начаться — столько властности было в этом сухом, лишенном возраста голосе.
Лесана дрожала, а из-под плотно сомкнутых ресниц текли тяжелые слезы. Куда она едет? С кем? Зачем? Во рту еще стоял вкус крови, но не такой, какой обычно бывает, когда уколешь палец иглой или оцарапаешь случайно, и засунешь в рот, чтобы меньше болело. Нет… На языке было горько-солоно, и никак не получалось сглотнуть, хотелось сплюнуть, прополоскать рот, попить. Вот только что-то подсказывало — ни то, ни другое, ни третье сделать не позволят.
Тем временем спутник протянул страдалице флягу с водой.
— Умывайся.
Она поспешно смыла следы крови с губ и подбородка. Хотела тайком сделать несколько глотков, но мужчина предугадал эту хитрость и отобрал флягу, сказав краткое:
— Нельзя.
После того как дочка бортника вытерла лицо, крефф снова повернулся к ней и, обмакнув палец в кровь, прочертил под глазами подопечной две вертикальных кровавых линии.
— Сейчас высохнут и можешь спать.
Девушка кивнула, не спрашивая. И так все поняла. Волшебник творил охранное заклинание, чтобы к их маленькой ночевке не вышли обитатели леса. Но… лишний раз сглотнуть стоящий во рту металлический вкус было пыткой — горло стискивал спазм, и Лесане стоило огромных трудов сдерживаться, чтобы не извергнуть из себя недавно съеденное и… выпитое.
— Господин, разве они не придут на запах крови? — несмело поинтересовалась будущая ученица, чтобы хоть как-то отвлечься от омерзительных ощущений.
Хотелось услышать живую речь, чтобы удостовериться — с ней рядом по-прежнему человек, а не клятое чудовище, которое может оказаться пострашнее Ходящих В Ночи.
— На запах этой нет, — ответил тем временем маг, перетягивая ладонь чистой тряпицей. — Кровь боевого мага защищена очень сильными заклятьями.
Собеседница успокоилась. Голос мужчины был невозмутим. Похоже, спутник не злился на ее любопытство и неловкость. Ну и остатки здравомыслия подсказывали девушке — вряд ли крефф станет подвергать себя бездумному риску. Однако же все равно — спать ночью под открытым небом… Она легла, накрывшись с головой плащом, и смежила веки.
Вот пройдет пять лет, и можно будет вернуться в родную деревню. И не просто вернуться! А могучей волшебницей, которой будут нипочем оборотни, вурдалаки, вампиры и бродячие мертвяки. Как будут завидовать ей! Как начнут уважать. Была всего-то Лесанка — дочка бортника, а станет… Кем она станет? Лучше бы, конечно, колдуньей.
А Мирута? Как он будет гордиться! Но тут — ведром студеной воды — обрушилось запоздалое понимание: пять лет. Пять! И несчастная, наконец, поняла — не будет рад за нее Мирута. Потому что не проходит завидный жених бобылем такой срок. Глупая! Нешто, станет молодой красивый парень год за годом ждать возвращения девки, которую только и поцеловал несколько раз?
Нет! Он не такой! Конечно, станет! И Лесана крепче стиснула деревянный оберег, подаренный суженым. Он дождется, обязательно. Но горячие слезы текли и текли по лицу. Девушка смахивала их, размазывала ладонями и безжалостно давила рыдания.
Уставшая от тягостных дум, плача и долгой езды верхом, она провалилась в сон, даже не успев испугаться сгустившейся вокруг темноты.