После девяти месяцев такой работы она получила нечто вроде инсульта, по-видимому, лёгкое нарушение мозгового кровообращения. Тогда я был уже доцентом университета и сумел поместить её на месяц в санаторий «Узкое». Оттуда она вернулась совершенно здоровой. Мать продолжала помогать мне в моей работе, до тех пор пока в начале Второй мировой войны у меня не появилась жена. Тогда эти обязанности стала выполнять жена.
По мере того как мать вкладывала в меня всё больше сил, помогая мне, она приобретала надо мной всё большую власть, всё больше начинала ощущать меня как свою собственность, а её любовь становилась всё более эгоистичной.
Начиная со студенческих лет, мать стала ревниво следить за моими отношениями с женщинами и притеснять меня. Сперва эти притеснения объяснялись естественной заботой матери о сыне, которого она хотела защитить от обиды, защитить от влияния дурных, по её мнению, людей.
Помню, как в 40-м году, когда я получил Сталинскую премию, по этому случаю была устроена вечеринка молодёжи вне нашего дома, на которую я хотел, конечно, пойти. Мать не допустила моего участия в вечеринке, устроив дикий скандал, чтобы я не смог уйти от неё. Мне пришлось остаться дома, вызвать к ней врача и ухаживать за ней.
После того как я вступил в мой первый брак в начале войны, причём жена в значительной степени была выбрана по рекомендации матери, мать жестоко скандалила с ней в течение всего брака и весьма существенно содействовала нашему разрыву.
Позже она, насколько мне кажется, уже вполне сознательно стала препятствовать моему вторичному вступлению в брак.
Когда на моём горизонте появлялась женщина, представляющая опасность в этом смысле, она сперва горячо приветствовалась, а потом начиналась травля с безумными скандалами, которая кончалась изгнанием нежелательной ей женщины.
В 60-м году я вторично вступил в брак, мой выбор был одобрен матерью. Но вскоре начался уже совершенный ад... Мою вторую жену — Александру Игнатьевну, — в отличие от первой, я крепко любил и уважал, и был полон решимости не допускать развода. Мать злобно преследовала нас обоих, совершенно отравляла нашу жизнь в течение одиннадцати лет, до самой своей смерти. К этому моменту моя жена уже тяжело болела от мучительной жизни, а мои нервы были совершенно истрепаны.
За этот период мать сумела полностью истребить ту огромную любовь, которую я питал к ней в течение всей жизни. Уже в первые месяцы брака мне стало ясно, что только смерть матери может спасти нас от полного уничтожения.
Союзницей матери в этой войне против нас с женой была домработница Лиза. Эту Лизу (которая к этому времени прожила у нас двенадцать лет) я с огромным трудом сумел выставить из нашей квартиры только через три года, добыв для неё комнату. Но это мало помогло, она продолжала ходить к матери и травить нас.
Трудности в семьях, где супруги живут вместе со старшим поколением, как мы хорошо знаем, встречаются часто. По-видимому, необходимо в таких случаях разъезжаться. Но уезжать от матери нам было уже поздно: когда мы вступили в брак, моей матери было 80 лет. Такого рода трудности я наблюдал в семье одного известного ленинградского математика, у которого я останавливался при своих поездках в Ленинград, когда ещё был молодым и не привык пользоваться гостиницей. Я наблюдал там такие семейные сцены: мать и жена моего коллеги безобразно скандалили, а он, присутствуя в той же комнате, громко читал им стихи каких-нибудь классиков, стараясь заглушить шум, производимый женщинами.
Мой учитель П. С. Александров рассказывал мне, что великий русский механик Н. Е. Жуковский не мог жениться, так как его мать не позволяла ему это сделать. У него была на стороне любимая женщина и любимая дочь, но он не мог привести их домой. Мать не допускала этого. Только когда мать умерла, он смог соединиться со своей любимой дочкой, но прожил с ней не более трёх лет и сам умер.
Мрачно закончились мои отношения с матерью, хотя в более ранний период у нас была большая взаимная любовь с нею.
Теперь, когда после смерти матери прошло уже двенадцать лет, я рассудком понимаю, каким героическим было её поведение, когда она помогала мне преодолеть катастрофу в моей жизни. Но это только рассудком, никаких тёплых чувств к ней у меня уже нет. Вероятно, это объясняется тем, что двенадцать лет страданий нанесли непоправимый ущерб здоровью моей жены, а также и моему.
